Я спросил, к чему такие сложности.

Мне объяснили, что лодке надобно как следует набраться сил и не утомиться раньше времени.

Так в день праздника дракон снова превращается в обычного зверя, и сил у этого зверя, прямо скажем, немного.

Начиная работать над этой книгой, я задался честолюбивой целью увековечить в ней все, что когда-либо видел в Мацяо. Я десять с лишним лет занимаюсь писательством, но мне все меньше нравится читать и сочинять романы – я имею в виду традиционные фабульные романы. Романы, в которых ведущие персонажи, ведущее настроение, ведущий сюжет безраздельно занимают все поле зрения автора и читателя, не позволяя хоть на секунду посмотреть в сторону. Если в традиционном романе и встречаются отвлеченные пассажи, они служат не более чем редкими украшениями основному сюжету, жалкими подачками, которые тиран бросает своим подданным. Следует признать, что фабульные романы имитируют ту оптику, которой мы воспринимаем реальность, и потому имеют полное право на существование. Но если немного поразмыслить, мы увидим, что чаще всего реальная жизнь не соответствует романной схеме, где основное действие движется по узкой колее причин и следствий. Каждый из нас находится на пересечении двух, трех, четырех, а порой и десятка нитей причинно-следственных связей, и за пределами этих нитей лежит еще целое множество объектов и явлений, которые тоже являются неотъемлемой частью нашей жизни. И по какому праву та или иная тема (персонаж, настроение, сюжетная линия) романа претендует на гегемонию в этой запутанной сети причин и следствий?

Как правило, из традиционного романа исключается все, что «не имеет значения». Но в мире, которым правит религия, не имеет значения наука, в мире, где над всеми живыми существами царствует человек, не имеет значения природа, в мире политики не имеет значения любовь, а в мире денег не имеет значения красота. Я подозреваю, что в действительности все объекты и явления, существующие в мире, абсолютно тождественны друг другу по своему значению, а маловажными и неинтересными они представляются нам лишь потому, что выбраковываются писателями и отторгаются читателями, у которых сложились свои представления о том, что имеет значение, а что нет. Очевидно, что наше понимание важного и маловажного не является чем-то врожденным и неизменным – как раз наоборот, на него влияет и минутная мода, и устоявшиеся практики, и тенденции культуры – зачастую это понимание формируется теми самыми романами, которые мы читаем. Иными словами, мы помогаем воспроизводству идеологии, прошитой в самой традиции нарратива.

Но память и воображение даны мне не только для воспроизведения традиции.

Поэтому меня так тянет выйти за пределы узкой сюжетной колеи, отвлечься на детали, которые поначалу могут показаться лишенными всякого значения: например, понаблюдать за случайным камнем, описать одинокую звезду, изучить ничем не примечательный дождливый день или во всех подробностях рассмотреть спину случайного незнакомца. Или хотя бы написать главу о дереве. В Мацяо, как я ее себе представляю, растет хотя бы одно большое дерево, и я должен вырастить это дерево – нет, даже два дерева – два больших клена на страницах моей рукописи и поселить в нижнем гуне Мацяо, на склоне горы позади дома дядюшки Ло. Один в высоту будет больше восьми чжанов[44], другой дорастет до шести чжанов, по дороге в Мацяо вы издалека увидите, как макушки бесовых кленов вонзаются в небо, деля его на отрезки.

Составить жизнеописания двух старых кленов – что может быть лучше.