К завалам подошел мужчина и начал руками раскапывать, пробивая в завале небольшое отверстие. По крикам Лианы он понял, что здесь есть дети. Эльмира, как всегда, молчала. Мужчина старался изо всех сил. Вот уже появился свет! Вот и голова Эльмиры показалась из-под завала. Она увидела свет, увидела лицо мужчины… Боже, какое отчаяние в его глазах, красных от слез! Лицо было все в пыли, смешанной с кровью, издающей ужасный, невыносимый запах, который ещё очень долго не будет отпускать мужчину. Он продолжал ковырять завал, стараясь спасти Эльмиру, но тяжелые бетонные плиты были неподъемны.

– Ты не знаешь, где сидел Арман? – спросил он.

– Нет, не знаю… Какой Арман? – с отчаянием ответила Эльмира.

В четырёхэтажной школе, превратившейся в груду обломков, было невозможно понять, кто где сидел.

– Не могу больше… – прокричал он, побежав дальше. – Арман! Арман!

Эльмира лежала, но теперь она видела, что происходит снаружи.


Хаос… невообразимый хаос. Земля продолжала сотрясаться, люди кричали, бежали в разные стороны. Взрослые бросались к завалам, ища своих детей. Кто-то кого-то спасал, кого-то доставали живыми, а чьи-то тела оставались лежать на асфальте. Эльмира пыталась хоть немного перевернуться, но чувствовала сильную боль в зажатой ноге. Ей было невероятно тесно, как будто её сжали в тиски. Она видела, как другие родители бежали к груде обломков, называемой когда-то школой, подходили и к ней, пытались спасти, но, ничего не достигнув, оставляли её и бежали дальше, искать своих детей.

К ней подбежал мужчина:

– Как ты? Ты жива? Господи… Давай, давай, я тебе помогу! – и он изо всех сил пытается вытащить её из-под обломков, из-под этой страшной груды бетонных плит. Но не может.

С отчаянием в голосе он извинился, объясняя, что должен искать своего ребёнка, и бросился дальше.

Эльмира лежала, запрокинув голову. Она видела, как люди бегут мимо, уже как будто не обращая на нее внимания. Лиана осталась там, в глубине завала, рядом с мертвым Арсеном. Каждый, кто проходил мимо, пытался хотя бы чуть-чуть поднять Эльмиру, и постепенно её голова и плечи оказались снаружи.

Эльмира медленно, почти незаметно, начала шевелить телом. Постепенно ей стало просторнее. Затем, собрав всю свою внутреннюю силу – она чувствовала в себе некий стержень, хотя еще не знала, что это такое, – с трудом, но всё же, расшевелила сначала одну ногу, потом другую. Внезапно её охватил страх: никто, даже самые добрые люди, не смогут ей помочь. Только она сама!

С огромным трудом Эльмира поднялась на ноги. Правая нога сильно болела. Её новые синие сапожки были порваны, и это причиняло ей дополнительную боль. Земля продолжала сотрясаться, всё вокруг качалось и шаталось. Сжав волю в кулак, Эльмира направилась к тому месту, где раньше был выход, но которого теперь уже не существовало.

Вокруг царила разруха, одна лишь груда обломков. Огромные бетонные плиты, тела погибших детей, разбросанные по асфальту и газонам…

Эльмире приходилось переступать через них, чтобы идти дальше. Шаг за шагом она пробиралась сквозь этот ужас, не в силах понять, как умудряется сдерживать боль, не кричать, не рыдать, в отличие от других оставшихся в живых. Боль была невыносимой. Она не знала, как спасти их, и шла по улице, отчаянно высматривая брата.

Засунув руку в карман фартука, Эльмира обнаружила, что десятикопеечная монета, предназначенная для покупки коржика, пропала. Проверила серьги – мама всегда учила проверять их каждый день, чтобы не потерять. К счастью, серьги были на месте. Обнаружив пропажу монетки, Эльмира почувствовала лёгкое огорчение – жаль, что сегодня она так и не купит любимый коржик. Зато, убедившись, что серьги целы, вздохнула с облегчением.