–

Что тебя так тревожит? – спросил у него Мустафа.

Али поднял на него глаза.

–

Ничего, отец, – ответил он, – Просто я задумался.

Мустафа улыбнулся и покачал головой в стороны. Увидев его

странную реакцию, Али удивился.

–

Не волнуйся, сынок, – сказал Мустафа, – всё будет хорошо. Ты справишься!

Эти слова ещё сильней бросили Али в смятение, и он потупил глаза на отца.

–

Армия создана для нас – мужчин, – гордо произнёс Мустафа.

–

Армия?! -удивлённо вскрикнул Али.

–

Да, армия, – ответил Мустафа, – Ведь эта мысль тебя тревожит, не так ли?

Али улыбнулся притворно, дабы скрыть истинные думы своей печали.

–

Да, отец, – красноречиво ответил он, – ты прав! Но я боюсь, что не готов к ней.

–

Да не беспокойся ты так… – поддержал его Мустафа. – Я уверен, что ты отслужишь достойно и с честью! Поначалу, конечно, будет трудно, но ты привыкнешь к раннему подъёму и к жёсткому графику. Я служил, я знаю!

Али поблагодарил отца за поддержку.

–

Видать тебе невтерпёж, – с ухмылкой добавил Мустафа между двумя глотками морса.

–

Да, – скромно ответил тот, – и я бы хотел служить вместе с Маликом.

–

Это уже не тебе решать, – флегматично произнёс Мустафа, – Может случиться и такое, что вы будете проходить службу в разных точках страны. Но, конечно же, было бы здорово, если вы попали бы в одну часть, так и нам будет спокойнее. Малик хороший и достойный парень.

Когда отец произнёс эти слова, Али украдкой взглянул на задумчивую Хадиджу. Он ясно видел, что та осознает, что выбрала не того парня, но она не желала признаться себе в этом. Как- никак, Хадиджа была горянкой, и южный темперамент и гордость брали вверх над её логистикой.

Едва успела стрелка часов перешагнуть за полночь, как Хабиб весело поцеловал сестру в щёку, которая то и дело ронялась в ямочки от её улыбки, и поздравил всех с наступившим новым годом.

–

Взаимно, – ответили ему остальные, а Хадиджа, в свою очередь, прижалась к его братским объятьям. Наблюдавшим за этой сценой родителям очень импонировала такая теплота и умильность со стороны своих чад. Однако Али смотрел на всё это с долей грусти и смутной ревностью в душе. В этот момент в нём заиграла неглубокая зависть к брату, и, снова опустив глаза на скатерть, он печально подумал:

«Это хорошо и это правильно. Он больше заслужил её любовь и доверие. По крайней мере, он ни разу не поднимал на неё руку…»

–

И тебя тоже с новым годом, – неожиданно обратилась к нему Хадиджа. Али поднял на неё глаза и с самой добродушной улыбкой, которую он только мог изобразить на лице, ответил ей взаимностью.

Все присутствующие в тот момент ощутили ту идиллию добродушия и тепла, которая подобно ангельскому крылу была простёрта над их головами, и в ту же самую пору, синхронно вышесказанному, на небе внезапно засияла яркая вспышка.

–

Ой, мама. – хлопая в ладоши, радостно вскрикнула Хадиджа, – да это же фейерверк.

И, резко встав из-за стола, она подбежала к окну. Вслед за ней встали и остальные члены семьи.

Радужные вспышки, что с грохотом освещали ночное небо Дербента, буйствовали гаммой из самых разных цветов, неся восторг для взора горожан, которые заворожённо наблюдали, как красный, переливаясь с золотым, сменялся в мгновение ока синим, а тот в свою очередь принимал оттенок серебра.

–

Ах. – прижимаясь к плечу мужа, восторженно выдохнула Захра, – как он прекрасен.

–

Ты права, – тем же настроением ответил Мустафа, – совсем как в молодости. Помнишь?

Та взглянула на него меланхолично и прочла в его глазах всю ленту прекрасных воспоминаний. Он редко показывал ей мягкие стороны свой косой натуры, но, а если это и случалось, то в нужный момент и в нужном месте. Захре всегда был по нраву его голубовато-монотонный взгляд. Ещё тогда… в молодости, она была обезоружена их глубиной и чарующей притягательностью. И наверняка читателю теперь вдомёк, от кого Хадидже досталось пожалуй одно из главных достоинств её прекрасной внешности. Сенильная пара стояла у первого окна, заворожённо наблюдая за новогодним зрелищем, и утопала в колодце тёплых воспоминаний.