–

Твои братья – моя опора в будущем, – а после, расправив руки, прибавил: – а ты моя вечная радость.

После его слов, Хадиджа просияла в лице и на душе, а затем тут же бросилась в родные объятия.

–

Простите меня, отец, – сказала она сквозь сердце. – Я вас сильно огорчила, – и, взглянув ему прямо в глаза, она добавила: – Мне очень стыдно перед вами, мне стыдно, что я… я…

–

Успокойся, милая, – погладив её златую голову, мягко сказал Мустафа, – папа на тебя более не сердится.

Хадиджа в трепете своего девичьего сердца стала бесперебойно целовать ему руки. Мустафа, признав в этом порыве не слабость, а её искренность, положил руку на её голову и прибавил:

–

Сегодня ты познала первый суровый урок жизни, и давай считать это за практику, которую ты должна была пройти! Но впредь будь осторожна, дочка, мир полон теней лжи и коварства. Храни тебя Бог.

Хадиджа впитала в себя эти слова, как пересохшая земля впитывает в себя дождливую воду. Уж она-то этот урок запомнит на всю жизнь!

Успокоив дочь, Мустафа попросил её удалиться и оставить его наедине с Али. Хадиджа не стала томить его просьбу и тотчас направилась в сторону кухни.

–

Встань ближе! – повелел Мустафа.

Али подошёл с бесстрастным лицом.

–

Я слушаю, отец.

–

Али, – нахмурив брови, наставительно обратился Мустафа, – ты старший ребёнок этой семьи, а значит – кастелян замка её чести! Хадиджа неопытна и доверчива в пору своей юности. Однако как же ты мог допустить, чтобы она танцевала с этим парнем? Ты, смекалкой которого я всегда восторгался. Чем объяснишь свою близорукость?

–

Отец, – виновато отвечал Али, – он обманом усыпил мою бдительность.

–

Да? И как же?

И тогда Али рассказал ему историю с костюмом, при этом ни разу не упомянув про чувства Малика.

–

Да… – приложив палец к губе, быркнул Мустафа, – однако хитёр подлец.

Отец и сын общались недолго, но разговор подошёл к логическому концу, когда Мустафа попросил сына впредь быть бдительным, поскольку, как ему казалось, Аскер имел к нему личную неприязнь, и что он вновь попытается унизить Хадиджу и тем самым нанести оскорбление ему и Хабибу.

–

Это твой бой! – посетовал он, – не пристало такому взрослому человеку, как я, влезать в школьную баталию. Запомни, честь Хадиджи – это честь семьи!

–

Я Вам клянусь небом, отец, – твёрдо произнёс Али, – что стану тенью сестры!

Мустафа довольно похлопал его по плечу, ведь его тон и горящие глаза стали для того гарантом надёжности этих слов. Затем они оба направились в сторону кухни, где их ждали остальные члены семьи. Войдя туда с улыбкой на лице, отец семейства объявил, что прощает Хадиджу и что все вопросы решены.

–

Теперь, – обратился он, – всем готовиться к празднику, ведь завтра уже новый год.

Захра одобрительно кивнула и украдкой шепнула дочери:

–

Я же говорила, что отец любит тебя больше всех.

На что Хадиджа ответила восторженной улыбкой.

Фейерверк

Наступал 1993 год.

Трепещущие языки пламени горящего в камине огня наполняли гостиную светом и теплом, внеся в него уют, что радовал глаз и душу. А за окном, в пандан этому уюту, словно окаянный волк, выл ветер, сметая с асфальта свежевыпавший снег.

Сидя за праздничным столом, который был устлан всякими яствами, Хадиджа, опустив глаза, тихонько молилась за радость и благополучие их семьи в новом году. Молились все, но только не Али. Он сидел хмурым и задумчиво глядел на клетчатую скатерть. В голове его был раздрай мыслей, что перечили одна другой, и вызваны они были тем, что он всё ещё продолжал укорять себя за то, что был так близорук. В добавок ко всему, его самолюбие было ущемлено и критикой со стороны отца. Как человек творческой натуры, он всегда относился к ней скрупулёзно, предпочитая её брани, пусть и сухую, но все же восторженную лесть.