– Я стараюсь, – говорю я, растягивая руки так, точно собираюсь стрелять из лука, подбрасываю мяч и тут же бью по нему ракеткой. Вытягиваюсь в струну, кажется, мяч попал в аут, но Джесс показывает мне большой палец вверх, одновременно подбегая к мячу.

– Ну вот, это же совсем другое дело, – кричит она, но, вопреки ее ожиданиям, розыгрыш заканчивается уже после четвертого удара по мячу. – Перерыв!

Я вынужденно соглашаюсь, удрученно шагая к лавке. Справа от нашего корта занимается регулярная секция детей младших классов. Незаметно наблюдаю за тем, как двигаются их ноги, как четко они бьют по мячу, невольно ловлю себя на мысли, что надо будет предложить Винсенту отдать мальчиков на теннис.

– Ты чего в облаках витаешь? Я что-то пропустила? – спрашивает Джесс, делая большой глоток из своей бутылки с водой.

– Берем конус и держим его в неударной руке, задача – тянуться конусом вверх к мячику, чтобы ваше неударное плечо было выше ударного, – громким звонким голосом объясняет тренер условия нового упражнения своим подопечным, и я вижу, как дети вытягивают над головой яркие оранжевые конусы, зажатые в их маленькие ладошки.

– Такие малыши, а лупят по мячику так, как мы с тобой уже никогда не сможем, – говорю я, аккуратно меняя фокус ее внимания.

Я решила сохранить в тайне тот факт, что ублюдок вновь вторгся в мою жизнь. Это касается только меня и его. Достаточно того, что об этом знает Кевин.

– Да, они монстры, – соглашается Джесс. – Но тут как бы каждому свое, кто-то рожден быть Вильямс или Агасси, а кто-то скромно двадцатого декабря поет премьеру на Бродвее.

Я таращу глаза, растягивая губы в счастливой улыбке.

– Ну, официальная премьера состоится только в феврале, но, сама понимаешь, этот шедевр можно смотреть вечно.

– Я так за тебя рада! – ахаю я, обнимая подругу.

Карьера Джесс не всегда складывалась так удачно, а потому каждый раз, когда она получает новый спектакль, мы радуемся этому, как в тот далекий и желанный первый раз.

– Я так тобой горжусь! Уверена, он станет настоящей сенсацией сезона!

– Очень на это надеюсь! Все-таки последний раз «Вестсайдскую историю» на Бродвее ставили десять лет назад, и тогда это действительно был прорыв. В общем, я, конечно, очень волнуюсь, но это того стоит.

– Шикарный подарок всем нам к Рождеству! – резюмирую я, салютуя ей своей бутылкой с водой.

– Да уж, – тянет Джесс, вращая в руках ракетку. – Но, кажется, Скотт пропустит мой триумф.

– Он до сих пор в клинике или ты планируешь отправить его туда снова?

– Не надо так. Джен, я знаю, ты злишься и не понимаешь ни меня, ни его, но…

– Ошибаешься, я отлично понимаю и тебя, и его, а главное, я понимаю, к чему все это идет.

– Ну разумеется, ты же у нас всезнающий медиум! – щетинится Джесс, ударяя ракеткой об корт. – Знаешь, мне больше нравилось, когда ты была просто мозгоправом на Манхеттене, по крайней мере, тогда ты не лезла ко мне в душу.

Она резко вскакивает, точно ей стало дико некомфортно находиться рядом со мной. Но это она, а не я нанесла решающий удар по ее «внутреннему ребенку». Если бы глубоко внутри она не была согласна со мной, ее бы не ранили ни мои слова, ни, тем более, то, что я могу обо всем этом думать. А ей больно, и я это вижу. Она стоит в нескольких шагах от меня, бессознательно прокручивая в руке ракетку. У нее всегда безупречная красивая осанка, но сейчас в линиях идеально сложенной фигуры я вижу напряжение и скованность

Как верно заметила Джесс, это уже далеко не первая моя попытка протянуть ей руку помощи, хотя она, конечно, трактует мои действия иначе. Ей кажется, что я несправедлива, и каждый оступившийся имеет право на второй шанс, беда в том, что Скотт уже потерял счет тем самым шансам, которые так бездумно раздает ему Джесс.