Но боль была ничтожной по сравнению с адом внутри. Он потерял все. Семью. Друзей. Тело. Самого себя. Теперь он был… кем? Тэмис? Изгнанницей? Колдуньей? В чужом теле, в чужой судьбе.

Он поднял голову. Его тело (тело Лаэля) уже скрылось за поворотом скалы. Над руинами храма поднялась луна, холодная и безразличная. Пустыня лежала перед ним – бескрайняя, безжалостная. И в ней он был абсолютно один. Совсем один.

С глухим стоном он уронил лицо в песок. Песок впитывал чужие слезы. А в ушах все еще звучал чужой смех, доносящийся из его собственного, навсегда утраченного тела. И одно слово, как набат, билось в его чуждом, отчаявшемся сердце:

Месть.

– Ну не горюй ты так! – Тэмис весело щелкнула пальцами (его пальцами!). – Тебе же лучше! Красивая девушка, куда перспективнее, чем какой-то оборванец в пустыне. – Она повернулась и сделала несколько шагов по направлению к тропе, ведущей прочь от руин, затем остановилась, глубоко вздохнув:

– В ближайшей деревушке есть ведьмак. Он поможет с нашей “проблемой”. Но за определенную цену!

Она продолжила путь. В его теле. Уносила последнюю частицу его прежней жизни. Инстинкт сработал раньше мысли.

– Стой! – крикнул он, бросаясь за ней. Платье цеплялось за камни, песок забивался в легкие, незнакомые мышцы ног горели от непривычной нагрузки. Он спотыкался, падал на колени, но поднимался и снова бежал, не сводя глаз с удаляющейся спины – своей собственной спины! – которая казалась теперь символом всего украденного.

Тэмис не оглядывалась. Она шла легко, почти танцующей походкой, насвистывая какую-то бесшабашную мелодию его губами. Лаэль следовал, как тень, как проклятие. Ярость кипела в нем, смешиваясь с горьким унижением. Он был вынужден преследовать самого себя, зная, что внутри – враг. Пыль пустыни оседала на его новом лице, смешиваясь со слезами бессилия. Он чувствовал, как грубый шов платья натирает нежную кожу плеча, как тяжелые волосы прилипают к потному затылку. Каждый шаг был напоминанием о ловушке, в которую он попал.

Путь казался бесконечным. Солнце клонилось к закату, окрашивая пески в алые тона, когда на горизонте показались глинобитные стены и кривые крыши поселения. Последние лучи солнца золотили его тело, ускорившее шаг. Лаэль, едва волоча ноги, с отчаянием увидел, как Тэмис скрывается в воротах.

Он вошел следом, чувствуя на себе тяжелые взгляды местных жителей. Женщины у колодца притихли, провожая его исподлобья. Мужчины у навесов с товарами перестали торговаться, их глаза скользили по его фигуре в изорванном, но дорогом платье Тэмис – взгляды, полные нездорового любопытства и грубой оценки. Лаэль сжался внутри, стараясь идти прямо, но его новая походка выдавала неуверенность.

Тэмис уже стояла у края небольшой площади, у хижины, которая выделялась мрачностью даже на фоне убогих строений. Над дверью висел выцветший знак – переплетенные змеи вокруг кривого кинжала. Ведьмак. Она обернулась, увидев свое старое лицо, и скривилась в гримасе раздражения, быстро натянутой фальшивой улыбкой.

– Ах, вот и ты! – крикнула она слишком громко, привлекая внимание. – Как раз вовремя! Думаю, хозяин этого милого сарая, – она кивнула на дверь хижины, – тот кто нам нужен. У него, говорят, большущие проблемы. А мы ведь как раз специалисты по… проблемам. Мы поможем ему, а он… постарается помочь нам. – В ее глазах мелькнул знакомый холодный огонек – огонек новой интриги. Она толкнула скрипучую дверь и шагнула внутрь, не дожидаясь его.

Скрипучая дверь хижины захлопнулась за Тэмис, оставив Лаэля (в ее теле) стоять на пыльном пороге. Запах ударил в нос – густая смесь сухих, горьких трав, старой древесной смолы, пыли веков и подспудного, металлического душка… крови? Или ржавчины? Сердце, чужое и трепетное, колотилось под ребрами, как пойманная птица. Он чувствовал на себе тяжелые взгляды со стороны площади. Шепотки женщин у колодца, оценивающие взоры мужчин – все это давило на него, напоминая о хрупкости и уязвимости этого тела, о том, как он здесь выглядит: чужая, изможденная красавица в дорогих одеждах.