Что касается Люка, то он также принадлежал к известному в городе роду. Пусть не очень богатому, но древнему и знатному. Его отец Франсуа Виван, успешный адвокат и член городского совета, через многочисленные хитросплетения своей родословной восходил к женщине, известной каждому жителю Бове – легендарной Жанне Ашетт [26], которая в далеком 1472 году, во время осады города бургундцами, с топором в руках отважно бросилась на вражеского солдата, взобравшегося со штандартом на гребень крепостной стены и зарубила его, а штандарт швырнула в крепостной ров.

Поступок 16-летней Жанны воодушевил защитников Бове, к которым также присоединились и женщины. В итоге город был спасен. В благодарность за это король Людовик IХ навечно освободил Жанну Ашетт и всех ее потомков от налогов и повелел ежегодно отмечать память этого события шумной и многолюдной процессией, возглавляемой женщинами Бове.

Эта процессия была одним из немногих детских воспоминаний Люка и не раз, бывало, снилась ему во время обучения в интернате, уберечь от «ссылки» в который Франсуа Виван своего сына не смог бы даже в том случае, если бы являлся прямым потомком Карла Великого.

Такова была, без исключения, судьба всех детей Империи, которых в возрасте шести лет, после первого в их жизни, но чрезвычайно важного тестирования, Служба Опеки забирала из семьи, чтобы воспитать будущих служащих, военных или ученых. Поскольку же видеться детям с «бывшими родителями» было запрещено, чтобы не искушать ни тех, ни других, Служба обычно помещала детей в интернаты, расположенные на другом конце Империи.

Однако на этот раз проверенная годами практика дала осечку, и Служба определила Люка в интернат при École Polytechnique [27] – пожалуй, лучшем «малом университете Европы», располагавшегося в Палезо, одном из пригородов Парижа, всего в двух часах езды от Бове. Родителям об этом, конечно, не было сказано ни слова. Но Люк ни о чем не забыл и долгие годы с терпением ожидал случая навестить родной город, представляя, как мать и отец обрадуются встрече с единственным сыном.

Случай представился за год до окончания интерната, когда неутомимое начальство, в преддверии очередной годовщины Новой Мирной Эпохи, решило организовать для старшекурсников экскурсию в Бове для участия в той самой церемонии, что с детства запала в душу Люка. Как он не крепился, но не удержался и по секрету рассказал своему лучшему другу Сержу Шаттербо [28] о возможной встрече с родителями, а также о том, что имеет прямое отношение к славному роду Ашетт.

На следующий день об этом знал уже весь интернат.

– Ну, Люлю [29], ты даешь!

– Этого не может быть!

– Мог бы выдумать и поинтересней!

– Ври, ври да не завирайся!

– И что в этом такого?

– Наверное, ты еще чей-нибудь родственничек?

– Не Христа ли?

– Да, что Христа! Бери выше! Самого Наполеона!

Реакция была предсказуемой. Будущие юристы, доктора наук, генеральные прокуроры и владельцы крупных адвокатских форм целый день соревновались в том, кто больнее уколет и унизит «родственничка Христа», как с того момента прозвали Люка одноклассники. Но виновник этих разговоров, казалось, не обращал на них никакого внимания. Люк был уверен, что завтрашний день все расставит по своим местам. Надо только немножко потерпеть.

И вот настал долгожданный день 27 июня 2198 года. Когда воспитанники интерната приехали в Бове, Люку показалось, что на главной площади собрался весь город. Однако сколько он не вглядывался в лица участников торжеств, узнать своих родителей не мог. Никто из них не был похож на главных героев его детских воспоминаний. До тех пор пока, ровно в полдень, на трибуну у памятника Жанне Ашетт не поднялись лучшие люди города, среди которых Люк с первого взгляда узнал отца.