Юдин задумался:

– Они все некомандные игроки. Неудобные одиночки. Непредсказуемые занозы в заднице, – он обвел взглядом молодых коллег. – Вспыльчивые, желчные, заносчивые, готовые пренебречь правилами. Клумба нарциссов. В каждом расследовании доверяют только себе и абсолютно игнорируют мнение других. Расследование для них прежде всего вызов своему интеллекту.

– Прямо сериал «Кости»! – отмахнулся Крячко.

– Так и есть, – Юдин был серьезен.

– Ну, курсы тимбилдинга я вести не умею, поэтому будем учить молодняк плавать броском в воду, – подытожил Гуров.

– Предлагаю в завершение торжественного обеда поднять еще один тост за наших гостей, – раздался предшествовавший аплодисментам голос Штолина.

Услышав свое имя, Гуров поднялся, исподволь наблюдая за реакцией молодых звезд провинциального сыска.

Сестры Береговы сделали несколько ленивых хлопков в ладоши, нервно покачивая острыми носами дорогих черных туфель. Их сосед Назаров, сжав челюсти, смотрел на приезжих с вызовом. На лице Банина было написано искреннее восхищение. Папка, казалось, больше интересуется реакцией на лекторов ненавистного ей Озеркина. Тот был предсказуемо исполнен дистиллированного презрения ко всем вокруг.

– Вежливые детки, ничего не скажешь, – прошептал Крячко.

Гурова не волновала этика. Он и сам пренебрегал вежливостью с теми, кто не успел заслужить его доверия. А доверие он направо и налево не раздавал.

Но эти шестеро были явно не заинтересованы в учебе. Смотрели свысока на лекторов и друг друга ни в грош не ставили. Будто их собрали насильно для решения какой-то задачи, запредельная сложность которой требовала объединения их высокоразвитых, уникальных навыков под руководством Гурова и Крячко.

Капитуляция Орлова перед сезонным гриппом давно стала легендой в ведомстве, поэтому Штолину не составило никакого труда заполучить их. Достаточно было просто назначить обучение на апрель. Но с какой целью ему понадобились Гуров и Крячко?

– Воспитаем из этой наживки достойных следователей, – тихо ответил Гуров и поднялся, когда его объявили.

– А теперь приступаем к чаю с вишневым пирогом и готовимся переместиться в конференц-зал, – учтиво объявил Штолин.

«До чего же, – подумал Гуров, – неприятный старик!»

Гуров знал, что как педагог Крячко лучше него. Его давний друг обладал феноменальной памятью, обожал историю, особенно российской криминалистики, следил за всеми публикациями Джона Дугласа, Марка Олшейкера и других специалистов, изучавших серийных убийц. Здесь, среди амбициозных, хватких эрудитов сыска ему не было равных. Кроме того, Крячко имел опыт преподавания в Академии МВД, а значит, мог виртуозно поставить на место зарвавшийся молодняк, подготовив почву для завтрашней встречи юных дарований с Гуровым, у которого на вторую половину четверга были свои планы.

Он решил не откладывать поездку в архив МВД и изучить нераскрытые дела, над которыми работал Штолин. Чутье подсказывало, что Ребекка, ради которой старик собрал лучших областных следователей и московских коллег, была жертвой насилия внутри местной богатой и могущественной, внешне очень благополучной семьи. Такому даже The Case Breakers позавидуют. Что там Степан Матвеевич говорил про русалок? Жертвы мачех или несчастной любви?

Ожидая Юдина, Гуров рассматривал картину в холле гостиницы. Это был весьма посредственный в художественном плане портрет молодой женщины в серебристом платье, поверх которого небрежно лежал золотой плащ, будто накинутый заботливой и щедрой мужской рукой. Как и поднятые наверх крупные пшеничные локоны, этот наряд однозначно указывал на моду поздних девяностых с их стремлением к гламуру, блеску, неуемной страстью нуворишей к пусканию пыли в глаза.