И хрен с ней, с Кирой, пусть сосёт член, кому захочет. Гай давно отписался от всех её соцсетей, но знал, что она вернулась из Турции, у неё с тем турком почему-то ничего не склеилось. Он не чувствовал злорадства, просто какую-то сладкую боль внутри себя, в которой было что-то порочное. Здесь про Киру никто не знал, а на вопросы, есть ли у него девушка, Гай отвечал правду, то есть отрицательно.

Здесь женщин было мало, ещё меньше симпатичных. Они работали в основном в отделе закупок, в отделе инженерного обеспечения и отделе делопроизводства. Несколько женщин было и в управлении промышленной безопасности. Гай не думал заводить с кем-нибудь роман, Кира надолго отбила у него желание романтических отношений. Он иногда ездил со своими коллегами в Муграб поразвлечься, но у него эти развлечения не шли дальше алкоголя, кальяна или гашиша, хотя в секретных, знакомых только завсегдатаям заведениях можно было воспользоваться услугами местных проституток, в большинстве своём не очень молодых, не очень красивых и не очень чистоплотных. Ни одна из них ни разу не вызвала у Гая даже желания прикоснуться, не говоря уже о желании потыкать в неё членом. Уже почти год него не было женщины, но это не доставляло никаких неудобств. Он просыпался со стояком, но мастурбировать или трахаться не хотел. Примерно раз в месяц ему снился смутно-эротический сон, наутро он просыпался с липкими трусами, и со вздохом плёлся в душ. Другие его коллеги были просто помешаны на сексе, занимали душевую кабину по полчаса, а один из молодых инженеров прямо во время планёрки на площадке, в которой участвовал туркестанский руководитель с молодой помощницей, извинился, встал, ушёл в строящееся здание насосной и через пять минут вернулся. Гай после совещания тоже зашёл в насосную за какой-то надобностью и обнаружил прямо на стене несколько подсыхающих белёсых пятен. Лично ему молодая помощница турекстанца даже не понравилась, наверное, из-за небольших, но заметных усиков. Если такое растёт у неё на лице, можно представить, что творится у неё под мышками и южнее.

И порно некоторые смотрели, почти не таясь, в рабочее время прямо на рабочих местах. Во время командировки Гай с удивлением обнаружил в себе какую-то брезгливость по отношению к контенту только для взрослых, которую он не замечал на родине. К счастью, самые активные любители порнухи сидели в дальнем конце кабинета, а его ближайшие соседи ‒ сантехник Саша и электрик Юра ‒ больше интересовались автомобилями и компьютерными играми, чем буккаке и милфами.

Гай ещё немного поизучал альбом с чертежами следующей площадки, при каждом перелистывании страницы просыпая на себя песок, набившийся между листами бумаги. Он рассеянно стряхнул мусор с одежды и в очередной раз убедился, какие у него теперь худые коричневые ноги, как у эфиопского марафонца на олимпийском забеге. Каждый раз, когда он звонил домой по скайпу, мама ахала и спрашивала, нормально ли он питается. С питанием всё было нормально, а с желанием есть ‒ не очень. Здесь было слишком жарко, а его аппетит на жаре притуплялся. Казалось, его желудок съёжился от жары, и в него просто не влезало столько пищи, как раньше, в холодном северном Минске. Котлеты и салата, которыми он пообедал, он насытился до вечера. Не стоит забывать также о тех ломтях дыни, которыми угощал его Станиславович. Иногда на него накатывала пищевая ностальгия, и безумно хотелось тех продуктов, которые достать здесь было нельзя ‒ сала, солёных огурцов, настоящих белорусских драников. Но человек привыкает к любым условиям, привык и Гай. Он часто вспоминал где-то прочитанную историю о том, как молодой монах жаловался старому отцу-пустыннику на засилье саранчи. Старик отвечал: когда саранча попала мне в похлебку в первый раз, я все вылил. Затем, во второй раз, я выбросил саранчу, а похлебку съел. В третий раз я съел все, и похлебку, и саранчу. А теперь, если саранча пытается выбраться из моей похлебки, я отправляю ее обратно.