Глава 4: Эхо Прошлого

Утро после ночного столкновения у деревни было серым и туманным. Джин провел остаток ночи под большим раскидистым деревом на склоне холма, наблюдая за деревней снизу. Духовные тени утихли, но он все еще чувствовал их остаточное присутствие – как привкус пепла во рту. Жители, по-видимому, осмелев, начали выходить из домов, осторожно осматривая окрестности, но не приближаясь к месту ночной схватки или к нему самому. Его присутствие было нежелательным напоминанием об их беде, даже если он и принес временное облегчение.

Он не стал ждать рассвета полностью. Чем дольше он задерживался, тем больше рисковал привлечь внимание – как живых (солдат, чиновников, любопытных), так и духов, которые могли быть сильнее тех, что он встретил прошлой ночью. Путь ронина – это путь движения.

Он покинул долину, вернувшись на старую дорогу. Тяжесть после использования Юрэй-кири все еще ощущалась – не физическая слабость, а ментальная и духовная опустошенность, смешанная с неприятным послевкусием чужих эмоций. Меч на бедре казался тяжелее обычного, его гудение тише, но присутствие – навязчивее.

Несколько дней Джин продолжал свой путь через разоренную войной сельскую местность. Он видел больше сожженных деревень, больше покинутых полей, больше мест, отмеченных невидимыми для других шрамами. Мир Ямато был болен, и война была его лихорадкой, привлекающей паразитов как из мира людей, так и из мира духов.

Он избегал больших дорог и населенных пунктов, предпочитая тропы через леса и горы. Однажды, пробираясь через густой бамбуковый лес, чьи стебли скрипели и стучали на ветру, он наткнулся на нечто неожиданное.

Небольшое, почти скрытое среди зарослей старых кедров и бамбука святилище. Оно не было похоже на те, что видели лучшие времена. Каменные фонари были опрокинуты, ступени замшели и потрескались, небольшие фигурки кицунэ у входа разбиты. Но оно не было полностью заброшенным. Кто-то оставил у подножия разрушенного алтаря несколько свежих цветов, скромное подношение.

И здесь витала *другая* энергия. Не страх и горе, как в деревне, не ярость и отчаяние поля боя. Здесь была… *память*. Глубокое, печальное эхо чего-то давнего и важного.

Джин замер. Юрэй-кири тихо загудел на бедре, но на этот раз гудение было не голодным, а скорее… *резонирующим*. Словно меч узнал это место.

Он подошел ближе, осторожно ступая по заросшей тропе. Воздух стал прохладнее, несмотря на дневное солнце, пробивавшееся сквозь кроны. Он *видел* это место не только глазами, но и своим "третьим зрением". Здесь витали полупрозрачные, колеблющиеся образы – не Юрэй, а скорее отголоски, призраки воспоминаний, привязанных к месту. Человек в старинном хаори, склонившийся над свитком. Женщина, смеющаяся у колодца. Дети, играющие у подножия кедра. Это были мирные образы, но пронизанные глубокой, невыразимой печалью.

Святилище было старым. Очень старым. Возможно, даже старше, чем последние поколения войн. И что-то в нем… что-то в атмосфере, в этих образах-эхо… показалось Джину знакомым.

Он подошел к самому алтарю. Там, среди мха и упавших листьев, лежала небольшая, потемневшая от времени глиняная табличка. Она была разбита на две части, но символы на ней были еще различимы.

Джин склонился, его сердце забилось чуть быстрее. Символы. Он знал их. Это были не просто иероглифы, а часть герба его клана. Стиль был древним, но безошибочно узнаваемым. Святилище принадлежало его клану. Или было связано с ним каким-то давним образом.

Почему здесь? Почему в такой глуши? Его клан не был известен тем, что владел обширными землями в этой области. Их крепость находилась далеко на севере.