Среди них витали и более крупные, более определенные формы. Юрэй. Возможно, крестьяне, убитые во время нападения, или путники, которым не повезло оказаться поблизости. Они блуждали бесцельно, их фантомные лица были застывшими масками ужаса или недоумения. Эти не были такими сильными, как те, что он видел на поле битвы, но их концентрация, их безмолвные стенания давили на окружающее пространство, создавая атмосферу гнетущей жути.

Ёкаи и Юрэй не были союзниками, но их присутствие создавало поле хаоса. Ёкаи питались остатками энергии Юрэй и страхом живых. Юрэй, в своей муке, могли неосознанно навредить живым, вселяя ужас или холод. Эта деревня стала их кормовой базой.

Джин наблюдал. Он мог бы просто уйти. Темнота была его союзником, его навыки позволяли двигаться незамеченным. Обычный ронин просто обошел бы стороной это проклятое место. Но он не был обычным ронином. Он видел страдание, которое другие не видели, чувствовал боль, которую другие не могли понять. И его меч…

Юрэй-кири на бедре начал *петь*. Тихая, низкая вибрация, которую чувствовал только он. Это был не звук, а скорее ощущение глубокого, древнего *голода*. Меч пробудился, чувствуя обилие духовной энергии вокруг. Его жажда нарастала, становясь почти болезненной в своей настойчивости.

Ёкаи, копошащиеся у края деревни, стали смелее. Одна из тварей, похожая на огромного паука из теней, поползла прямо к святилищу, очевидно, привлеченная *чем-то* в Джине. За ней двинулись еще несколько. Их не интересовала плоть, но аура Джина, пропитанная связью с духовным миром и энергией меча, была для них привлекательна.

Джин вздохнул. Решение было принято. Или, возможно, оно было принято за него мечом. Он не мог просто сидеть и ждать, пока эти твари и призраки будут терзать несчастных жителей или нападут на него самого.

Медленно, обдуманно, он опустил руку к рукояти Юрэй-кири. Деревянная оплетка была прохладной на ощупь, но изнутри исходило слабое тепло. Когда его пальцы сомкнулись на ней, гудение меча усилилось, передавшись прямо в его кости, в кровь. Это было почти экстатическое, пугающее ощущение – слияние с инструментом огромной, чужеродной силы.

Он вытащил меч из ножен. Звука не было. Лишь нарастающий *гул*, который заполнил его сознание. В слабом свете сумерек клинок не отражал света. Вместо этого он *мерцал* тусклым, призрачным сиянием, исходящим как будто изнутри стали. Для обычного глаза это могло выглядеть как отражение луны, но Джин знал, что это свечение было вызвано поглощаемой им духовной энергией. Меч был *жив* в своем роде, и его жизнь была связана со смертью.

Ёкаи у святилища остановились. Они почувствовали перемену. Почувствовали меч. Некоторые зашипели, другие замерли, их крошечные светящиеся глаза уставились на Джина. Призраки продолжали блуждать, но их движение стало более беспокойным.

"Идите", – тихо сказал Джин, обращаясь к теням и призракам. Его голос был низким и спокойным, но в нем звучала сталь. "Ваше время здесь истекло".

Ёкаи ринулись первыми – беспорядочной, ползущей волной. Джин двинулся им навстречу. Его движения были быстрыми и точными, движения мастера меча. Но он сражался не с плотью.

Первый Ёкай, похожий на теневого паука, попытался обвить его фантомными лапами. Джин рубанул. Юрэй-кири прошел сквозь тварь без сопротивления. *Всплеск.* Ощущение гниющей, паразитической энергии хлынуло в меч и в Джина – отвратительное, болезненное. Тварь развеялась, оставив лишь холодное пятно в воздухе.

Второй Ёкай, сгусток тьмы, прыгнул. Джин парировал, или, скорее, рассек его. *Всплеск.* На этот раз ощущение было более вязким, наполненным слепой, животной злобой.