Коротка и невыразительна жизнь, тише злобной критики героическое сопротивление – совесть не криклива и не терпит трам-тарарама, но ярок и бесконечен путь его картин, наш разговор с ними.

С ним невозможно и неуместно было говорить о сейлах, способах похудания, политической обстановке в России и на международной арене, вообще о всяких мелочах. Что ж мы так и не узнали от него секрета потаенной мудрости чистой совести и веры? И теперь мы будем смотреть в его картины, ища ответы на незаданные при жизни мудреца вопросы.

Этот жанр возник в кумранских пещерах. В отличие от нас, победителей и пожирателей пространств, отчего время для нас летит с сумасшедшей скоростью, кумранские ессеи были добровольными пленниками своей узкой пещеры и потому в полной мере владели длиннотами и безднами времени. Они комментировали книги пророков Аввакука и Даниила не как отстоящие на три-четыре сотни лет от них, а как актуально написанные и переживаемые ими самими.

Картина Алека Рапопорта «Плач у стены Храма» – в том же жанре пешарим. Ее можно смотреть и как плач апостола Петра, и как автобиографию.

«Тогда он начал клясться и божиться, что не знает Сего Человека. И вдруг запел петух. И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. И вышед вон, плакал горько» (Мтф. 26.74—75.)

Он плачет, как может плакать только проникновенная скрипка в дрожащих крючьях старого старинного еврея, он плачет, простой рыбак, Симон Петр, надрываясь и давясь своим горем. Вот только что Учитель попрощался с ними в этой земной жизни и невнятно обещал встретиться в несуществующем еще Своем Царстве, а Петр, как и сказал Учитель, в ту же ночь, еще до крика петуха, отрекся от Учителя и без того мучимого зловещими ожиданиями. А ведь кто-то еще должен и предать Его (Петр еще не знает. что предательство уже свершилось), может быть, даже он, маловерный и слабый, будущий глава Церкви, распятый навзничь три десятилетия спустя в другом великом городе, на другом холме, со странным для арамейского слуха названием Ватикан.

Он плачет, трепетно предчувствуя смерть Его, гибель города и Храма, у стены которого так безутешен плач, все рушится – мир, город, Храм, этот невероятный Человек, и сам Петр.

Он плачет, еще не веря, что он – первый наместник Бога на земле, апостол, что на месте казни будет воздвигнут величайший Дом Бога, христианский храм – его, Петра имени.

Он плачет, большой неуклюжий человек, такой маленький у стен Храма. Он плачет, вступая в новую веру, в грядущее для себя и мира христианство, прощаясь с собой дохристианским, он плачет – и плачет художник, рисующий плачущего апостола, потому что художник тоже прощается со своим вековечным еврейством, с предрушащимся Храмом во имя строящегося в своей душе очага вероисповедания и художественного откровения.

Тернисты и печальны пути на небо и в бессмертие. Сколько камней еще попадает, чтоб на одном Камне, на Петре воздвигся новый храм.