– Я хочу у вас работать, – заявил паренёк, едва лишь переступив порог и поздоровавшись.

– А сумка к земле не согнёт? – усмехнулся НачРас, окидывая взглядом посетителя.

Вместо ответа тот взял из горки у стены верхнюю сумку, до отказа набитую свежим выпуском, и повесил её себе на грудь. Потом подумал и, видимо, для полноты картины, точно так же украсил спину.

– Ну-ну, – хмыкнул НачРас, и мальчишку приняли.

* * *

Про своё настоящее имя он никому не говорил, поэтому не было ничего удивительного в том, что когда новенького, неизвестно, собственно, почему, окрестили «Мышь», это прозвище вскоре приклеилось к нему наглухо. Мышь выходил, как и остальные, на улицы, тащил свою часть тиража (правда, ему было строго запрещено «выделывать фокусы с двумя сумками разом»), продавал её, сдавал монеты – и снова отправлялся на улицы с полной пачкой газет. После окончания смены мальчишкам выдавали плату, и они разбегались по домам.

Мышь быстро стал своим и привык к ритму жизни газетчика, будто ничего другого он от рождения и не знал. А потом Мышь вдруг стал продавать больше.

Причём с этим «больше» выходила какая-то странность: уходил и возвращался Мышь с такими же, как у всех, сумками «Зелёного Фонаря», но сдавал в кассу десяток-другой лишних крон. И откуда они брались – было совершенно непонятно.

Подозрение в накручивании цены отпало сразу: горожане своё право знали, и случись подобный казус, газета скорее понесла бы убытки, чем стала работать с новым доходом. «Фонарь» слыл в Городе неплохим, но непритязательным листком утреннего и вечернего тиража, в котором собирались самые последние новости и слухи. Выше головы редакция прыгать не собиралась, превращаться во что-то вроде «Вечернего Бульвара» или «Альманаха Джентльмена» – тем более, ведь для таких радикальных перемен требовалось слишком много вложений. И, тем не менее, доходы росли.

Мышь на расспросы НачРаса только хмурился и молчал. Не помогли ни уговоры, ни даже угрозы, и мальчишку оставили в покое. НачРас велел проводить прибыль по бухгалтерии как за допечатку дополнительного тиража (такое нередко случалось, потому что выходил «Зелёный Фонарь» числом всегда нерегулярным), а остальное оставил на волю случая.

Случай не замедлил представиться.

Мальчишки из «Жёлтой Лампы» во главе со своим Сусликом решили «проучить» Мыша, и подкараулили его на одном из тихих перекрёстков близ центра, где было так удобно срезать угол, торопясь в редакцию за свежей пачкой. Паренёк сопротивлялся отчаянно, но силы были неравны. Его, как и случайно оказавшихся с ним вместе двоих ребят из «Фонаря» уже повалили на землю, когда из внутреннего кармана Мыша выскочила большая крыса.

Если быть совсем точным, это был крыс, очень сытый и лоснящийся. Зверёк зыркнул по сторонам своими глазками-бусинками, и с отчаянным писком бросился в атаку, вцепившись вражескому Суслику прямо в большой палец правой руки. Парень завопил, стараясь стряхнуть отважного крыса. Мальчишки из его ватаги растерянно остановились, перестав лупить поверженного противника, а Мышь вдруг вскочил и бросился вслед за крысом на ближайшего из «ламповцев».

Началась кутерьма. Крыс скакал вокруг тузивших друг друга газетчиков, в воздухе летали обрывки пачек последнего тиража, смешиваясь друг с другом, а трое «фонарей» теперь отчаянно задавали жару обидчикам, будто подбадриваемые своим неожиданным союзником.

Наверное, дело всё равно закончилось бы хорошей трёпкой для Мыша и его приятелей, но тут подоспела ещё одна компания ребят из «Фонаря», а почти след в след за ними и квартальный, одним грозным свистом заставивший драку порскнуть во все стороны. На месте стычки остался только Мышь, бережно перевязывавший разорванным на полоски платком крыса – у зверька было разорвано ухо, а вместо хвоста торчал коротенький обрубок. Крыс, впрочем, всё ещё храбро попискивал, но постепенно успокаивался на руках у хозяина.