– Ну, а это ты откуда выяснил? Только не говори, что у самого кондитера!

– У самого, – молодой человек коротко рассмеялся. – Здесь мне просто повезло. Кондитер мой старый друг, и, к слову, я узнал от него этот любопытный факт как раз незадолго до того, как ты попросил посмотреть за мальчиком.

– Ну, а крыса?

– Так вот, мне пришлось немножко схитрить. В том садике на холме, который вспомнил Симон, работает один старичок. Бывший солдат, ветеран войны. Он исполняет обязанности садовника и, надо сказать, слегка туговат на ухо. Я заплатил ему, и поменялся с ним местами на один вечер, чтобы иметь возможность быть поближе к мальчику. Ну а в сумерках куртка садовника, его кепка, немного грязи на руки и лицо…

– Понятно, понятно. И?

– Собственно, вот и всё, – молодой человек пожал плечами. – Я просто услышал, как он беседует со своей крысой. Точнее, крысом.

– Ну, это ещё ни о чём не говорит! Дети могут беседовать даже со своими игрушками!

– Да, если это в одностороннем порядке. Но он с ним вёл диалог, и я готов поклясться – крыс отвечал!

– Чудеса в решете! – редактор снова закурил. НачРас потёр щетинистый подбородок и задумчиво пробормотал:

– Да кто его знает… Но ведь работает…

* * *

А мальчишка в это время сидел на краешке той самой кирпичной стены, прислонившись к забору маленького сада, и, болтая ногами над смутно видневшейся в сумерках, метрах в двух под ним, мостовой, ел булку. Рядом сидел крыс с оторванным хвостом и рваным ухом. Крыс получил свою порцию булки, которую теперь уплетал, держа в передних лапах.

– Ага… Значит, девять.

Писк.

– Да-да, извини. Десять. Ладно, слазаем завтра, и всё отнесём на место. А он точно туда не придёт?

Писк.

– В «Утке и олене»? Может, дядюшка Жюв помог бы нам…

Писк.

– Ну ладно, раз ты уверен, то пойдём, – Мышь достал потрепанный блокнотик и огрызок карандаша. – Так, теперь дальше: что готовят завтра у губернатора?

Писк. Писк. Писк.

– Подожди, не спеши так!

Писк.

– Знаю, знаю, я стараюсь, но ты думаешь, это просто – выучить все эти закорючки, и потом их правильно писать…

Писк.

– А иначе никаких булок. Кто будет платить за нас? Бабушка Марфа добрая, и не выгонит, но ей ведь тоже нужно покупать уголь на зиму, и кормить внуков, и ещё…

Писк.

– Да знаю, знаю. «Кому я рассказываю!» Ладно, что с губернатором?

Писк. Писк.

– Свежий? Ну, заменим на укроп, вкус от этого не пострадает.

Писк.

– Тут ты прав.

Писк.

– Ага. И сколько?

Писк. Писк. Писк…

* * *

Это было давно, ещё в те времена, когда по Городу ходили трамваи с открытыми площадками, а мужчины носили строгие костюмы и мягкие широкополые шляпы. И лет через десять-двенадцать после того, как трое таких мужчин беседовали в кабинете редактора «Зелёного Фонаря».

Худой высокий парень осторожно прикрыл за собой дверь и стал разуваться на коврике. Он специально не зажигал света, и даже почти не шуршал, но всё равно послышались лёгкие быстрые шаги, и в дверном проёме, ведшем из коридора в гостиную, появилась девушка.

– Извини. Я тебя разбудил? – шёпотом спросил он.

– Нет, – так же шёпотом ответила девушка, и улыбнулась.

– А маленького?

– Не бойся, он спит, а я вышивала, и ждала тебя.

Он улыбнулся. Девушка подошла, уткнулась в плечо куртки, пахнущей свежей краской, бумагой, машинным маслом и недорогими папиросами. Парень обнял её, они поцеловались.

– Как сегодня?

– Хорошо. Старик Симон слегка ворчит, но ты ведь его знаешь, он всегда ворчит под хорошее настроение.

– А главный?

– На Рождество мы запускаем вторую линию, и у «Фонаря» будет уже четыре листка. Гравюры, два цвета…

– Это же здорово! – она бесшумно похлопала в ладоши, приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щёку. – Иди, мой руки и умывайся, я накрою на стол.