Нет, не видать.
Пошла Настасья за станицу, идёт, вглядывается….
А по дороге идёт, прихрамывая, высокий мужчина. И что-то знакомое кажется в его фигуре. Но что – непонятно.
Стоит Настасья, сердце её колотится, а мужчина всё приближается, и никак не понять, кто ж это такой…. Вроде и на станичного не похож, но видела его Настасья уже. И даже вроде знает, а вспомнить, кто такой, никак не может.
Подошёл поближе, шапку с головы снял, и ветер кудри тугие расправил.
«Иван! – ахнула Настасья. – Живой!»
Обнял её Иван, а Настасья как прижалась к нему – не оторвать никакими силами.
И столько слёз из неё полилось, а ведь ни одной слезинки за всё то время она не пролила. Видно, для этого часа берегла!
«Ну хватит, хватит, домой пойдём!» – Иван развернул Настасью, и домой повёл.
Шли они по станице, и крепко Настасья за него держалась, и все бабы, да и мужики тоже, за ворота повыходили, Ивана радостно приветствовали.
Кто-то из детей сбегал в поле, и рассказал обо всём Миколе и Егору, и вот уже сыновья тоже отца обнимают, хоть и стесняются его, ведь раньше то не виделись!
А на следующий день пришла вся станица от мала до велика на великий праздник в честь возвращения Ивана.
Пришли станичники не с пустыми руками, а, как принято было в те времена, с угощением, каждый принёс, что смог. И оттого столы, что вынесли во двор, были полны угощения, и люди ели, пили, смеялись, танцевали, песни пели, и радовались так, будто это у них всё хорошо!
А ведь и правда – когда кому-то хорошо, то и другим, кто рядом, тоже хорошо!
И вспыхнула в сердцах надежда, что всё сложится прекрасно, что есть любовь, есть верность, и есть взаимовыручка.
И Ерофей был на том празднике, и Иван при всех людях поблагодарил его за помощь, которую тот оказывал его жене.
И там же, на празднике, Ерофей увидел одну молодую вдову, чей муж с войны не вернулся. И понравилась она ему, и чем там дело закончилось – это история другая.
А Иван с Настасьей жили долго и счастливо, и ещё детей нарожали, и воспитали, и учиться в город отправили, чтобы вернулись они потом в станицу людьми учёными, и помогали другим людям.
И долго ещё про них люди рассказывали, и если кто-то сомневался, что есть любовь, то им приводили в пример Ивана и Настасью, как её вера, её любовь помогли Ивану выжить в далёкой стране, в тяжёлом плену, и вернуться домой, несмотря на все тяготы, которые ему выпали.
История вторая
У Елизаветы были ярко-голубые глаза и золотистого цвета волосы. А ещё -длинная гибкая шея, тонкая талия и удивительно красивые гибкие руки с изящными кистями. Пальцы – длинные, тонкие, все унизаны кольцами и перстнями, хотя мать Елизаветы, Серафима Петровна, считала, что это дурной тон.
«Ты разнаряжена, как новогодняя ёлка, – недовольно говорила она, наблюдая за дочерью. – Украшений, особенно в твоём возрасте, должно быть минимум!»
Но Елизавета, Лизонька, как ласково называл её отец, лишь смеялась.
«Когда же ещё и носить украшения, как не в молодости? – вопрошала она, застёгивая на запястье браслет. – Ведь в старости точно будет не до украшений!»
Серафима Петровна, хмурила брови, недовольно поджимала губы. Но в душе была согласна с дочерью – молодость и драгоценности только подчёркивали достоинства друг друга.
Отец Лизоньки, Станислав Сергеевич, зная о любви дочери ко всяким ювелирным изделиям, позволял себе время от времени делать ей подарки. То серьги с изумрудами, то колье с бриллиантами, то подвески с сапфирами, так чудесно подчёркивающими цвет её глаз.
«Ты моя драгоценность!» – восклицал Станислав Сергеевич, любуясь на свою дочь, глаза которой сияли ярче самых дорогих алмазов.