Усталость и недостаток сна усиливали эффект. Тарику стали являться видения. Не миражи далеких объектов, а образы из его прошлого – лицо матери, яркое и здоровое, каким он помнил его до болезни; моменты из детства; лица людей, которых он любил. Эти видения были настолько реальны, настолько полны эмоций, что он чувствовал, как его сердце разрывается от тоски и надежды. Оазис или его преддверие играли с его разумом, вытаскивая наружу его deepest желания и страхи.

Однажды, на закате, когда пески горели последним золотом дня, Тарик увидел фигуру. Она стояла на вершине высокой дюны, тонкая и высокая, окутанная темными одеждами. Это не был мираж – фигура была слишком четкой, слишком… осязаемой. Тарик замер. Кочевник? Другой искатель?

Фигура не двигалась, просто наблюдала за ним. Тарик почувствовал, что его изучают с невероятной глубиной, словно взгляд проникал в самую его душу. Не чувствуя явной угрозы, но ощущая исходящую от фигуры древнюю, могущественную ауру, Тарик сделал несколько шагов вперед.

Когда он приблизился, он увидел, что фигура принадлежит женщине. Ее лицо было скрыто под капюшоном и тонкой вуалью, но глаза… глаза были невероятно старыми и мудрыми, цветом похожие на сумерки над пустыней. От нее не исходило тепла, но и холода тоже не было. Чувствовалось только древнее, спокойное могущество.

Она заговорила, и ее голос был похож на шелест сухих листьев и звон колокольчиков одновременно – низкий и чарующий. «Ты ищешь Оазис, сын человеческий?»

Тарик кивнул, не в силах произнести ни слова.

«Путь к нему лежит не только через пески,» – продолжила она. «Но и через сказки. Каждая сказка – ключ. Каждый артефакт – замок. А бессмертие… оно не всегда дар. Иногда это клетка.»

Она сделала шаг в сторону, и Тарик заметил, что ее ноги не оставляют следов на песке. «Ты идешь верным путем, где тени танцуют. Но остерегайся тех, кто уже прошел его. Они не любят делиться своими тайнами. И остерегайся собственных желаний. Оазис показывает то, что ты хочешь видеть, но дает то, что ты заслуживаешь.»

Она подняла руку, указывая в определенном направлении, где воздух казался чуть более плотным, а искажения реальности – более явными. «Там лежат врата. Но войти можешь только ты сам.»

Прежде чем Тарик успел задать вопрос, фигура начала таять, словно растворяясь в закатном свете. Через мгновение ее уже не было. Только высокая дюна и шепот ветра. Была ли это Элара, древняя хранительница, о которой говорила концепция? Или джинн, испытывающий его? Или порождение самого Оазиса, его первое приветствие? Тарик не знал.

Но ее слова и указание были реальны. Он почувствовал это всей душой. Мистическое влияние Оазиса становилось все сильнее, и его преддверие было уже совсем близко. Он снова посмотрел на свиток, затем в сторону, куда указала таинственная женщина. Страх смешался с решимостью. Он был почти у цели первой части своего пути. Врата Аль-Сахра ждали его.

Путь, указанный таинственной женщиной, вел к гряде скал, которые до этого Тарик считал просто частью пейзажа. Они не были особенно высокими или примечательными на вид, но по мере приближения воздух вокруг них становился странным. Он вибрировал, словно нагретый над огнем, но жара здесь не ощущалась сильнее, чем обычно. Скорее, это было ощущение… плотности. Как будто воздух был не воздухом, а вязкой жидкостью, через которую нужно проталкиваться.

Шепот ветра усилился, превратившись в настоящий гул, который, казалось, доносился не снаружи, а изнутри самой земли. Песок под ногами менял цвет – то становился насыщенно-золотым, то приобретал странный, синеватый оттенок, то мерцал, словно усыпан алмазной пылью. Тени скал, даже при низком солнце, извивались и колыхались, напоминая не статичные отбражения, а живые сущности, готовящиеся к танцу.