Волшебник только пожал плечами: мало ли какие у людей причуды. Захотелось поговорить, доказать самой себе, что смелая, что пирог защитит её от тёмных чар – пусть. Можно и поговорить один раз.

Через неделю она пришла снова.

– Вы не против?

Волшебник, обычно коротающий вечера за книгами, посторонился. Книга подождёт, а вот пирог…

Она говорила не так уж много: отвечала на вопросы, рассказывала про своё житьё, ничего не скрывая и ничего не выпытывая, но ему самому захотелось вспомнить былое. Он и не заметил, как поведал ей длинную историю, чужую историю, одну из тех, в которых ему довелось принять участие за его долгую жизнь.

Она пришла в третий раз.

Волшебник уже не удивился. Он ждал её, хоть боялся признаться в этом самому себе. Не хватало ещё привязаться, вовлечься, в очередной раз оказаться преданным. Нет, пусть всё остаётся как есть: редкие чаепития, медленные беседы, молчание у камина.

Однажды – была уже весна – девочка пришла к нему в дурном настроении, и оттаяла только после целой кружки чая.

– Я навещала маму недавно. Она сказала, что мне не стоит с вами общаться. Что это опасно.

– Это правда, – сказал волшебник, стараясь не выдать ничем взметнувшегося факелом страха.

– Но мне так нравится разговаривать с вами! – заспорила девочка. – Я столько всего узнаю! Я вижу больше и больше понимаю. Я взрослею.

– Когда подходишь к магии слишком близко, рано или поздно меняешься, а люди… Люди боятся колдовства. Приходится делать выбор между магией и обычной жизнью: никто не может иметь и то, и другое. Волшебник обречён на одиночество, – «Пока, конечно, к нему в дверь не стучит какая-нибудь девочка с пирогом», – мысленно продолжил он. – Кажется, для тебя этот день наступил сегодня. Выбирай.

Впрочем, что тут выбирать? Она много с кем может выпить чаю, это для него теперь каждый вторник – праздник. Будет одиноко, конечно, особенно первое время. Уехать, что ли? Может же он хоть раз в жизни уехать?

Девочка некоторое время молча пила чай, затем подняла на волшебника глаза.

– Знаете, соседки называют меня ведьмой, просто за то, что я часто хожу к вам.

– Понимаю.

– Пора дать им более веский повод, как думаете? Возьмёте меня в ученицы?

Жил-был на свете старый, недобрый, но очень счастливый волшебник.

Жил-был на свете пекарь.

Он держал свою пекарню: небольшую лавочку на углу Парковой и Лесной в Старом городе на краю света.

Он вставал до первых петухов, и когда те только сонно поглядывали на небо: пора? Или ещё не пора? – в его пекарне уже жарко топилась печь, а на печи томились в ожидании булочки. Как только первый петух осторожно выкрикивал своё первое «кукареку», пекарь надевал толстые перчатки, открывал заслонку и с грохотом ставил внутрь широкий поднос.

Булочки поднимались, покрывались золотистой корочкой, хорошели, и, когда пекарь снова открывал заслонку, их запах вырывался из печи и разлетался по всему городу.

Немудрено, что в пекарне отбоя не было от покупателей. Булочки с кремом и с мёдом, пышки и пончики, баранки и бублики, печенья и пряники, свадебные караваи и поминальные пироги – казалось, что всё на свете мог испечь этот пекарь.

Надо сказать, его самого покупатели толком и не видели: за прилавком стояла его сестра, а пекарь почти не выходил из-за перегородки, разве только, чтобы вынести поднос с горячим печеньем. Его ловкие пальцы придавали тесту любую форму, его чуткие ноздри по запаху отличали недопечённую булочку от той, что в самый раз, острые глаза с первого взгляда определяли, свежие ли яйца принесла птичница. Но торговать он не хотел, да и не мог. Он был немым.