Старший ещё раз недоверчиво поглядел на Антона. Что-то ему не нравилось в этой паре, но что именно – понять досмотрщик не мог.

– Ладно, проходите, – наконец, разрешил он.

Убийца, улыбнувшись, толкнул сани к воротам. Стражник, пристально глядя ему вслед, напряжённо думал о чём-то. Вдруг, обратив внимание на тёмные, почти чёрные волосы мужчины, вспомнил, что у девочки локоны светлые, цвета спелой пшеницы. Он тут же махнул рукой:

– Эй, ты! С девчонкой! Постой-ка!

Мужчина замер. Досмотрщик вразвалку подошёл к нему.

– А это точно твоя дочь? – колючим взглядом он впился в лицо Антона. – Ответь мне, девочка. Это твой отец?

Повисла напряжённая пауза.

Аглая испуганно посмотрела на вооружённого человека, затем – на своего пленителя. Будто молния поразила её. Вот сейчас. Сейчас она отомстит ему! За папу, за боль и унижение. За то, что он снасильничал её прямо у тела убиенного родителя. За тяжёлое увечье. За то, что она больше не хочет жить!

Девушка открыла рот и что есть силы заорала.

Она кричала: «Он убийца! Он зарезал моего отца! Он насилует меня несколько дней подряд! Он разбойник и душегуб!»

Аглая тряслась, пытаясь освободить руки. От напряжения из её голубых глаз брызнули слёзы.

Но стражник услышал только яростное мычание.

– У неё что, языка нет? – ужаснулся он.

Антон выдохнул:

– Да, уважаемый. Откусила во время приступа. Не уберёг. Пришлось прижечь, чтоб кровью не захлебнулась, – он горько вздохнул. – А сейчас и ты её огорчил, родного отца чужаком назвал! Нехорошо. Один я у неё остался. Видишь, как расстроилась!

Стражник, смутившись, махнул рукой. Развернувшись, он вернулся к проверке людей. Антон тут же толкнул сани дальше, с каждым шагом ускоряя ход.

– Сука… – зло прошипел он. – Ишь чего удумала! Чуть всё прахом не пошло. Вот же тварь!

Он втолкнул сани в ворота и, не сворачивая, двинулся по Торговой улице прямо к Рыночной площади. Мужчина был в столице впервые и город впечатлил его. Да, он сможет тут развернуться.

Но сначала было нужно завершить дело.

Затуманенными злобой глазами он рыскал по домам, выискивая что-то.

– Ну, я тебе устрою! Век меня помнить будешь…

Наконец, черноволосый увидел то, что его интересовало. Зло усмехнувшись, он повернул полозья в направлении широко распахнутых, выкрашенных красной краской дверей.

«Небогатое заведение. То, что надо», – подумал он, протискиваясь сквозь толпу стоявших у входа мужиков, от которых разило по́том и дешёвым спиртным.

Аглая с ужасом глядела по сторонам.

Войдя внутрь, убийца осмотрелся.

Это было типичное заведение для тех, кто ищет быстрой любви. Заревитство не поощряло плотские утехи, хоть и не отказывало им в праве на существование. Публичные дома по всей Радонии были похожи. Невзрачные – в отличие от трактиров, имевших вывески и различные знаки над входом, вроде кружек, наполненных пивом, – такие заведения не выдавали себя ничем. Ни обнажённой груди, ни чего-либо ещё более пошлого, что помогло бы безошибочно определить его суть. За подобные изображения можно было попасть в опалу к езистам.

Но сводники нашли выход из положения и всё же придумали знак, быстро распространившийся по всему княжеству. Они начали красить створки в красный цвет. И хотя все знали, куда ведёт такой вход, никто не выражал недовольства – внешне всё выглядело пристойно.

Судя по облезлой, давно не обновлявшейся краске на дверях заведения, в которое вошёл Антон, оно было самого низкого пошиба. Из тех, куда за медяк пустят даже больного проказой.

Из-за завешенного тряпицей угла к гостю выскочил маленький, плюгавый человечек, полностью лишённый растительности на лице, зато густо усыпанный язвами самых разных форм и размеров.