– Пансион для благородных девиц? – Чарлз скорчил такую гримасу, словно проглотил порцию хины. – Насколько я помню, Уиклифф, вы тоже не одобряете женского образования, не так ли?

Грей молча обогнал Чарлза и вошел в дом.

– У меня нет никаких возражений против женского образования, – бросил он через плечо. – Просто я никогда не видел, чтобы этим занимались серьезно.

– Не будьте таким брюзгой, Уиклифф, – проворковала Сильвия. – Я тоже посещала такую школу.

– И чему вы там научились? – поинтересовался Грей, а Дэр пробормотал какое-то проклятие. – Ах да. Вы научились говорить то, что я хочу услышать. И, следуя традиции, казаться беспомощной и слабой, цепляющейся за…

– Стало быть, можно надеяться, что нам не придется присутствовать на этом представлении? – прервал его Тристан.

– Только если вы меня сначала убьете, а потом потащите туда мой бездыханный труп.

Тетя Регина взяла на себя хлопоты по размещению гостей, приказав сначала приготовить ванну для Бламтона. Если у нее и возникли кое-какие подозрения насчет статуса Элис и Сильвии, она предпочла их не высказывать. Вся семья знала о манере покойного отца Грея таскать за собой своих любовниц, и тетя Регина не была бы удивлена, обнаружив те же привычки у его сына.

Но у Грейдона были более серьезные причины для беспокойства, чем реакция тетушки на появление его компании. Сев на кожаный стул в кабинете графа, он заметил, что кое-где швы в обивке лопнули.

– Ну что ж, дядя, рассказывай, что случилось.

Деннис сделал несколько кругов по комнате, потом, остановившись напротив Грея, облокотился на спинку стула.

– Ты мог хотя бы из вежливости считать, что я пригласил тебя в Хаверли, поскольку мы не виделись уже четыре года.

– Неужели прошло столько лет?

– Именно столько. Я так по тебе соскучился, мой мальчик! Хорошо, что ты захватил с собой друзей. Полагаю, это означает, что на сей раз ты собираешься побыть у нас подольше?

– Думаю, это зависит не от меня. – А от того, сколько времени ему удастся скрываться от лондонских хищниц. – И все-таки, что произошло?

Тяжело вздохнув, граф сел.

– Деньги.

Было бы неплохо, если бы он хоть иногда ошибался, подумал Грей.

– Сколько?

Деннис показал на потрепанный гроссбух на письменном столе.

– Мне следовало бы обратиться к тебе раньше… но когда был собран урожай, я подумал… Лучше ты сам посмотри.

Последняя страница бухгалтерской книги пестрела записями о неоплаченных долгах. Грею, владеющему несколькими обширными поместьями и двумя домами в Лондоне, было достаточно одного взгляда на эти записи, чтобы все понять.

– Боже правый, – пробормотал он, – это счастье, что тебя не потащили в Олд-Бейли[4] за неоплаченные долги.

– Знаю, знаю. Я не…

– Как ты допустил такое?

Краска залила не только щеки, но и все лицо графа Хаверли.

– Понимаешь, это случилось не сразу, а как-то постепенно надвигалось… Прентис – ты его знаешь – в прошлом году заболел. Вместо того чтобы заменить старика кем-нибудь, я начал сам вести бухгалтерию. И только тогда понял, что мой управляющий не был таким уж… старательным и не был честен, когда докладывал мне, как идут дела.

– Прентиса следует повесить за небрежность, – процедил Грей сквозь зубы, пролистывая гроссбух. – И тебя тоже, за то, что ты доверял этому старому, трясущемуся…

– Ну, хватит, хватит, мой мальчик.

– Мне тридцать четыре года, дядя. Пожалуйста, не называй меня мальчиком.

– А тебе не кажется, что в твоем возрасте следовало бы уже научиться щадить чувства других людей?

Тяжело вздохнув, Грей закрыл гроссбух.

– Я не перевариваю дураков, дядя, если ты это имеешь в виду.

– Да, ты сын своего отца, и с этим ничего не поделаешь.