Эмма надеялась, что не личный опыт заставляет Джейн упрямиться. В противном случае придется приказать запирать ворота на два замка и поставить у каждой двери охранников.

– Прежде всего, леди Джейн Уайдон, – строго сказала Эмма, – вам это известно, что в академии не принято употреблять сленг и вульгаризмы. Пожалуйста, исправьте вашу фразу.

Джейн покраснела до корней своих черных как вороново крыло волос, сразу сделавшись еще более прелестной.

– Фредди Мейберн был бы великолепен в роли Ромео.

– Да, безусловно. Но наша школа предназначена для девушек, а не для Фредди Мейберна. И я выбрала эту пьесу, чтобы научить умению держаться, уверенности в себе и дикции вас, а не его.

– А кроме того, – снова вмешалась Элизабет, – мы с Мэри Могри уже не одну неделю репетируем, и я не хочу быть Меркуцио, если Фредди Мейберн будет играть Ромео. От него пахнет чем-то неприятным.

– Ничего подобного! Это модный французский одеколон.

Похоже, все они слишком хорошо знакомы с Мейберном. Эмма хлопнула в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание.

– Никаких перемен ролей! Если вам непременно хочется вызвать восхищение мистера Мейберна или кого-либо еще, постарайтесь как можно лучше сыграть в спектакле.

– Да, мисс Эмма, – сникнув, согласилась Джейн.

– Вот и хорошо. Почему бы нам до ленча не пройти снова сцену бала у Капулетти? Акт первый, сцена пятая.

– По крайней мере в этой сцене мне не надо целовать Мэри, – пробормотала Джейн и, круто повернувшись, вернулась на сцену.

Эмма села на скамью во втором ряду. После того как из монастырской церкви были убраны довольно мрачные деревянные изваяния апостолов, помещение превратилось в превосходный зал, подходящий для театральных представлений.

Девушки, не участвующие в сцене бала, расположились рядом.

– Начинайте, – обратилась Эмма к мисс Перчейз, преподавательнице латыни и вышивания, которая отвечала за занавес.

– Мисс Эмма, – Элизабет Ньюкомб, сидевшая впереди, обернулась к ней, – расскажите нам, какие были кареты.

– Но не во время же репетиции. Сядьте прямо, лицом к сцене, Элизабет. Уважайте своих соучениц, и они будут относиться к вам с таким же уважением.

Элизабет послушалась, но пробормотала:

– Вы никогда ни о чем нам не рассказываете.

– Воспитанные леди не сплетничают, – возразила Эмма.

– Скажите по крайней мере, эти люди – были ли они красивы? – прошептала Джулия Потуин с задней скамьи.

– Я не заметила, – ответила Эмма, но ей тут же вспомнились светло-зеленые глаза. – Но что гораздо важнее внешности…

– Деньги, – выпалила Генриетта Брендейл, и Эмма услышала за спиной дружные, хотя и приглушенные смешки.

– И все-таки, Генриетта?

Хорошенькая брюнетка вздохнула и, теребя локон длинных волос, произнесла:

– Порядочность.

– Но разве…

– Нет, Мэри, – поднявшись с места, крикнула Эмма одной из участниц репетиции. – «Подобно яркому бериллу», а не «светилу».

– Но «светилу» звучит более поэтично!

– Возможно, дорогая, но Шекспир решил, что «берилл» все же лучше.

– Ладно.

Мэри повторила реплику правильно, и Эмма снова опустилась на скамью. Со вчерашнего дня эти зеленые глаза почти полностью занимали ее мысли, отвлекая от повседневных дел: репетиций, составления бюджета, организаций летней программы занятий. Никто в округе не слышал о гостях лорда и леди Хаверли, особенно о медногривом льве, а Эмме никак не удавалось придумать причину, по которой она могла бы нанести им визит и что-нибудь разузнать. А впрочем, все это глупо – Эмма никогда, даже будучи совсем юной девушкой, не позволяла себе витать в облаках и хотела бы надеяться, что в свои двадцать шесть лет не стала глупее.