Неужели ты, Роман Фокин, думаешь, что я не попробовала все возможные методы лечения, все процедуры, растирания и экстрасенсорику? Да я, можно сказать, ради того, чтобы вылечить бабу Олю, и пошла на ФИЦИ. Первый семестр первого курса жила впроголодь, получая одну стипендию, сжимая зубы, но старалась докопаться до истоков бабушкиной болезни. Все знания на ней опробовала. И массаж, и лечение биополем, и традиционные методы – озокерит, солевые компрессы, травяные настои. Не одну ночь проплакала, понимая – ничегошеньки не помогает.

Лишнюю копейку откладывала, хотела нанять хорошего мануалиста-экстрасенса. Сеансы безумно дорогие, особенно с выездом на дом. Но я упорно коплю. Еще немного – и накоплю на весь курс.

– Ты готов, да ОНО не готово, – проговорила я.

– ОНО?

– Я не знаю, что это, понимаешь? – я стукнула кулаком по бревенчатой стене. – У бабы Оли крестцовая часть позвоночника… Она словно опутана черной колючей проволокой.

– Ты пыталась ее убрать?

– Конечно. Не один раз.

– И?

Каждый раз все заканчивалось одинаково. Меня словно било током и отбрасывало от больной бабушки. Работала ли я контактно, на расстоянии или даже по фото – результат всегда один. ОНО не хотело отпускать бабушку. Убрать ЭТО, чем бы оно ни было, я не могла – то ли сил не хватало, то ли умения.

– Думаю, тебя оно тоже шибанет, если полезешь.

– А приглашать других костоправов не боишься?

– Нет, ОНО их не трогает. Я как-то позвала одного врача. Может, знаешь, Бабулин, травматолог, он с нами раньше на СЦП работал. Сделал два сеанса массажа. Результата никакого.

– Так, – деловито сказал Раф. – Предлагаю объединиться всем вместе. Проработать вопрос мозговым штурмом. Чего-то я не особо верю в неизлечимость болезни… Ты хоть знаешь, с чего все началось?

Я знала. Но очень не любила вспоминать. Потому что считала себя отчасти виновной в ее заболевании.

– Раф, давай отложим этот разговор. Я замерзла. Пошли в дом.

– А грузди?

На физиономии приятеля я прочитала такое разочарование – вот, мол, выманила хитростью и обманом, а грибов пожалела. Но как ни силилась, не могла понять, подействовало отворотное зелье или нет.

– Кстати, завтра у нас день практики, ты не забыла? – спросил Раф, когда мы перемывали посуду.

Нет, не забыла. Первый день учебы. И первая практика в больнице.

И – тут сердце предательски подпрыгнуло – нашим руководителем назначен обожаемый всеми Эмэмжо. К которому у нас имелись несколько вопросов.

– Все собрались?

Мы топтались в вестибюле городской больницы. Желенский придирчиво осматривал нестройные ряды.

– Все! – крикнул Раф, вбегая в двери.

Он врезался в общую кучу, пожал руку Поэту и чмокнул в щечку не успевшую уклониться меня, а потом Мышь. Я не без удивления заметила, что Варька прямо-таки расцвела от дружеского знака внимания. Хм. Если ее поцелую я, она тоже расцветет или в живот двинет?

– Не галдите, – сказал Мирон Мефодьевич, хотя мы и не думали галдеть. Так, бормотали вполголоса. – Все знают, что такое паллиативная помощь?

– Облегчение боли умирающим и неизлечимым больным! – с готовностью выкрикнула неугомонная Паша.

– Не путайте паллиатив стационара и хоспис, – наставительно произнес ЭмЭмЖе. – Да, они родственны, но не тождественны. И не вздумайте относиться к здешним пациентам как к умирающим. Придумали тоже. Множество хронических заболеваний, не поддающихся полному излечению, позволяют человеку жить довольно долго при своевременной помощи. С их обострениями и борется паллиативная медицина.

Евлалия Архипова, везде таскавшаяся хвостом за Желенским, посмотрела на Пашку презрительно, а на своего кумира – влюблено. Я фыркнула и отвернулась. Кому нужна помощь, так это Лальке. От непроходимой тупости.