За её спиной, в тени разрушенного дома, фигура в плаще наблюдала, как она уходит. Его глаза, теперь слегка мерцающие синим, следили за каждым на её шагом. Он знал, куда она идёт, и знал, что её путь только начинается.
Лондон остался позади, его разрушенные улицы растворились в сером мареве, что поднималось над Темзой, теперь мёртвой и чёрной, как зеркало, отражающее конец. Элизабет сжимала руль старого мотоцикла, чей двигатель кашлял и задыхался, выплёвывая клубы дыма, что смешивались с запахом гниения и ржавчины, пропитавшим воздух. Она покинула библиотеку с рюкзаком, где лежал свиток, её единственная карта к Ланкаиру, и решимостью, что горела в её груди ярче, чем угасающий свет города. Дорога на север вела через пустоши, что когда-то были полями и деревнями, а теперь стали кладбищем, где "Чёрная вуаль" оставила лишь тени своего пиршества.
Первая ночь застала её на окраине Лондона, где шоссе раскололось, как высохшая кожа, и асфальт уступил место грязи, цепляющуюся за колёса, словно живая. Она остановилась у остова заправки, чьи ржавые насосы торчали из земли, как кости давно умершего зверя. Небо над ней было затянуто пеленой – не облаками, а густой чёрной пеленой, что казалась продолжением вируса, пожиравшего мир. Элизабет достала фонарь, его луч дрожал в её руках, выхватывая из мрака силуэты заражённых – медленные, шаткие фигуры, что бродили в отдалении, их хрипы были единственным звуком в этой тишине, что давила сильнее, чем ветер. Она знала, что они не подойдут ближе – их разум давно угас, оставив лишь инстинкт движения, – но их присутствие было напоминанием того, что она оставила позади и что гнало её вперёд.
Мотоцикл заглох к утру, его двигатель издал последний хрип и затих у кромки леса, начинающийся там, где заканчивались пустоши. Элизабет спрыгнула на землю, её ботинки утонули в мягкой почве, пропитанной влагой и гнилью. Лес был не таким, каким она его помнила из старых карт – не зелёным и живым, а мрачным, с деревьями, чьи стволы были чёрными, как уголь, а ветви изгибались, как когти, что тянулись к небу, моля о свете, которого не было. Листва на них была редкой, пожухлой, и падала под её шагами с сухим треском, эхом разносящимся в тишине. Воздух здесь был тяжёлым, с привкусом плесени и металла, и каждый вдох казался ей глотком чего-то ядовитого, что оседало в лёгких.
Она достала свиток, развернула его под слабым светом фонаря и провела пальцем по выцветшим строкам. Ланкаир лежал дальше на севере, за лесом, в низине, окружённой холмами, едва угадывающимися в тумане, что поднимался над землёй. Её путь был отмечен не дорогами, а ориентирами – рекой, которая текла где-то впереди, и старым мостом, что, возможно, ещё стоял. Элизабет убрала свиток, поправила рюкзак и шагнула в лес, оставив мотоцикл позади, как ещё одну жертву "Чёрной вуали".
Дни сливались в одно бесконечное испытание. Лес был лабиринтом, его тропы извивались, исчезали под корнями и мхом, что покрывал землю, как зелёная кожа, скрывающая кости. Она пробиралась через заросли колючек, чьи шипы цеплялись за её куртку, оставляя рваные следы, и перебиралась через поваленные стволы, что гнили, источая запах сырости и смерти. Вода в её фляге заканчивалась, и она искала ручьи, но те, что попадались, были мутными, с чёрными прожилками, что напоминали ей о вирусе. На второй день, когда жажда стала невыносимой, она рискнула напиться из такого ручья. Вода была холодной, с металлическим привкусом, и сначала она почувствовала облегчение, но к ночи её тело предало её.
Лихорадка началась внезапно, как удар молнии. Элизабет сидела у корней огромного дуба, чьи ветви нависали над ней, как сеть, готовясь упасть. Её кожа покрылась потом, несмотря на холод леса, а руки задрожали, выронив фонарь, чей луч теперь плясал по земле, выхватывая из мрака тени, что казались живыми. Она сжала голову, пытаясь остановить гул, что поднимался в её ушах, но он только усиливался, становясь ритмичным, как пульс – не её собственный, а чего-то другого, древнего, что жило в этих тенях. Перед глазами вспыхивали синие огни, сначала слабые, как звёзды в тумане, затем яркие, ослепляющие, и она поняла: это не просто галлюцинации.