Дарья оказалась удивительной. Её речь пестрела крепкими выражениями, но за каждым словом чувствовалась настоящая забота:

– Я бы его сама отхуярила! – заявила она без тени сомнения.

И я увидел, как Аня прячет улыбку.

Вечером, оставшись наедине, Аня прижалась ко мне – как путник к костру в стужу. Её дыхание было тёплым на моей шее. Пальцы дрожали, когда она переплела их с моими.

– Ань… – прошептал я, чувствуя, как бьётся её сердце. – Ты всё ещё веришь, что люди могут чувствовать друг друга на расстоянии?

Она подняла глаза. Бездонные, зелёные, полные света.

– Нет, – ответила она просто. – Потому что ты – и есть ответ на мой вопрос.

И когда её губы коснулись моей щеки – лёгкие, как лепесток, – я понял: никакие расстояния не имеют значения. Её поцелуй был нежным, как первый снег, и тёплым, как домашний очаг.

– Спасибо, что ты рядом… – прошептала она. —

Мне так спокойнее…

В этот момент, в этой старой квартире, среди чужих стен, мы нашли то, чего так долго искали – Островок безопасности.

Сотканный из дыхания, переплетённых пальцев и безмолвных обещаний.

И пусть за окном бушевала новосибирская зима —

в наших сердцах расцветала весна.

Мы спали, как убитые – десять часов глубокого, почти беспамятного сна. Видимо, месяцы тревожных переписок, нервного ожидания и внезапный перелёт вымотали нас до последней капли.

Когда я открыл глаза, первые лучи зимнего солнца уже пробивались сквозь занавески, рисуя золотые узоры на лице Ани.

Она спала, свернувшись калачиком, как испуганный зверёк – губы едва дрожали, ресницы отбрасывали тени на бледные щёки. Я не удержался и коснулся губами её лба – такого тёплого, такого беззащитного.

– Просыпайся, сонечка, – прошептал я, вдыхая её запах – ваниль и что-то ещё, неуловимо родное, ставшее уже частью меня.

Она открыла глаза медленно, будто боясь, что это снова сон. И вдруг – улыбка. Та самая, ради которой я бы снова летел на край света.

– Знаешь, как я этого ждала… – её голос дрогнул, а в глазах блеснули слёзы.

Я притянул её к себе, чувствуя, как её сердце бьётся под моей рукой.

– Понимаю, малышка. Я сам не спал ночами, представляя эту минуту.

Мы лежали так, не в силах разомкнуть объятия, пока за дверью не раздался звон посуды и голос Даши:

Эй, любовнички! Завтрак стынет!

Кухня встретила нас ароматом яичницы и чая. Дарья стояла у плиты в растянутом свитере, с вилкой в руке и слегка прищуренным взглядом.

– Ну что, будете? – она ткнула вилкой в сковороду.

Аня кивнула, и Дарья ловко переложила всю порцию в её тарелку.

– Кушай, Анютка. Похожа на мокрого воробья, – буркнула она, но в голосе звучала такая нежность, что я невольно улыбнулся.

– Ой, так много… – прошептала Аня, но глаза её светились благодарностью. – Спасибо, сестрёнка…

Дарья фыркнула и принялась готовить новую порцию.

– А ты, Артём, сам справишься? Или на диете?

– Да я как-нибудь, – усмехнулся я, ловя её лукавый взгляд.

За завтраком мы обсуждали план, но под поверхностью витало напряжение. Первой заговорила Даша:

– Ну что, стратеги? Какой расклад?

Я отставил чашку, чувствуя, как внутри начинает закипать что-то тёмное и горячее.

– Всё просто. Идём, забираем вещи и уходим. Без разговоров. Без объяснений. Если его не будет – идеально.

Дарья прищурилась:

– А если будет? И руки распустит?

Я достал из кармана перцовый баллончик, положил на стол.

– Этого хватит.

– Смотри, – её голос стал жёстче. – Этот тип с улицы. Такие знают, как ломать людей – быстро и без следов.

Аня под столом сжала мою руку. Её пальцы были ледяными.

– А потом? – спросила Даша, наливая чай. —

Останетесь тут или…

– В Москву, – твёрдо сказала Аня, не глядя на нас. – Я не могу больше здесь оставаться.