Боже. Это она. Настоящая.

Она подняла голову. И мир перевернулся.

Большие глаза – то зелёные, то карие, словно переливались, как листва после весеннего дождя. Но в их глубине – тень. Испуг.

Шрам над бровью – свежий, красный, кричащий о боли.


И её объятие – внезапное, крепкое, пахнущее кокосовым шампунем и чем-то ещё. Тем, что я не мог описать, но уже знал: этот запах будет жить во мне.


– Артём… – её шёпот обжёг мне шею. – Скажи, что это не сон…

Я прижал её крепче, чувствуя, как её сердце бьётся в унисон с моим.

– Это не сон, Анечка. Я здесь.


Мы стояли так вечность. Я гладил её спину, ощущая под пальцами каждую косточку, каждый вздох.


Потом я увидел шрам. Кровь ударила в виски.

– Это… он?

Она кивнула, пряча лицо у меня на груди.

Я сжал её руки – такие маленькие, хрупкие, с ободранными ногтями.

Она пыталась защищаться?

– Где он сейчас?


– Дома… – голос дрогнул. – Там все мои вещи…


Я поднял её подбородок, заставив взглянуть мне в глаза.


– Мы их заберём.

– Может… не надо? – она сжала мою руку. – Купим новые…


Я провёл пальцем по шраму – осторожно, будто боялся причинить боль.


– Нет. Надо.


Потому что я должен был его увидеть. Увидеть – и понять:

Как это чудовище посмело прикоснуться к ней? Как оно оставило след на её коже?

Как оно вообще дышит тем же воздухом, что и она? Я обнял её снова, пряча лицо в её волосах.

– Всё будет хорошо, – прошептал я, хотя сам в это не верил.

Но для неё…


Для неё я был готов солгать.

Или сделать так, чтобы это стало правдой.


Глава

3.

Перед

бурей


Мы шли по улицам Новосибирска, и Аня то и дело останавливалась, чтобы показать мне особенно дорогие ей места.

– Вот здесь я впервые прочитала свои стихи…

– А в этом кафе подают самый вкусный капучино в городе…


Её голос звенел, как весенний ручей, но в глазах всё равно читалась тревога. Я чувствовал, как её пальцы то сжимают мою руку крепче, то отпускают – будто она не могла решить, держаться за меня или позволить себе эту мимолётную радость.


– Блин, Тём… – она вдруг остановилась. – Я так хочу показать тебе все наши красивые места…

В её глазах стояли слёзы, которые она изо всех сил старалась сдержать.

Я притянул её к себе, чувствуя, какое хрупкое у неё тело под толстой зимней курткой.


– У нас ещё будет время, Анечка. Но сейчас – переночуем у твоей подруги. Отдохнём. А потом подумаем, как забрать твои вещи.


Мои пальцы невольно сжались в кулаки при мысли о том, кто посмел её ударить.


– Да… – она вздохнула, прижимаясь ко мне. – Наконец-то мы сможем говорить без этих дурацких задержек в сообщениях.


Её смех прозвучал неожиданно звонко в морозном воздухе.


– Что правда, то правда, – улыбнулся я, ловя её взгляд. – Ни один смайлик не заменит твоей улыбки.


И в этот момент, среди серых новосибирских улиц, она расцвела – как первый подснежник после долгой зимы.


Квартира подруги встретила нас запахом старого дерева и свежезаваренного чая. Советские обои, потёртый линолеум, но удивительная чистота – будто островок порядка в хаосе жизни.

– Настоящая постсоветская атмосфера, – не удержался я.


Аня кивнула, проводя пальцем по подоконнику:


– Здание 79-го года…


В её голосе была та особая нежность, с какой говорят о чём-то простом, но дорогом – несмотря на все трещины.

Когда дверь открыла Дарья, я сразу понял: эта девушка

– не из робкого десятка. Тёмные глаза окинули меня оценивающим взглядом, прежде чем распахнуться в искренней улыбке.


– О, так это тот самый Артём? Твой защитничек? Голос у неё был тёплый, с лёгкой насмешкой.

Аня прижалась ко мне, и я почувствовал, как кровь приливает к щекам.


– Да, он самый, – прошептала она.

И в этих словах было столько доверия, что мне захотелось стать именно тем, кого она во мне видела.