– Аня, слушай меня внимательно. Ты сейчас точно в безопасности?

– Пока… да.


– Хорошо. Оставайся там. Не выходи одна. Никуда. Поняла?


– Поняла…

Я не знал, что делать. Но знал одно:

Теперь всё изменилось.


И я не мог просто так это оставить.

Я тут же раскрыл ноутбук. Пальцы сами застучали по клавиатуре. В голове – только одна мысль, навязчивая, как стук дождя по стеклу: нужно ехать.

– Ань, – начал я, стараясь говорить спокойно, – я хочу приехать. Помочь тебе уйти от этого… человека.


Тишина в трубке. Слишком долгая.


– Ты… уверен? – её голос дрожал. – Он может быть опасен. Для тебя тоже. Я не хочу…

– Не извиняйся, – резко перебил я. – Ты ни в чём не виновата.

Ещё одна пауза.


– Хорошо… – наконец прошептала она. – Но как? Когда?

Я быстро изложил план. Беру отпуск на работе.

Покупаю билет на ближайший рейс.

Встречаемся в людном месте – ни у тебя дома, ни возле подъезда.


– Нет! – вдруг вскрикнула Аня. – Я не могу тебя не встретить!


– Это опасно…


– Я буду осторожна. Он меня не заметит.

Я сжал телефон так, что хрустнул пластик корпуса.


– Тогда одно условие: ты на связи каждую минуту. И если что-то пойдёт не так – сразу уходи.


– Обещаю.


За окном дождь стих. Я уже видел перед глазами: аэропорт, самолёт, её лицо…

– Завтра я лечу, – сказал я.


И в этот момент понял: моё решение не подлежит пересмотру.


Утро встретило меня серым светом и стуком дождя по подоконнику. Я собирал вещи машинально, будто на автопилоте: зубная щётка, зарядка, тёплый свитер (в Сибири-то холодно). Телефон не выпускал из рук – вдруг напишет?


Начальство отпустило без вопросов. «Семейные обстоятельства» – фраза, после которой даже наш вечно замёрзший в дедлайнах директор просто кивнул:

– Решай свои проблемы.


Аэропорт Внуково встретил меня светом и шумом. Я брёл по терминалу, жуя безвкусный сэндвич, и думал о странном парадоксе – как это место может быть одновременно таким оживлённым и таким безликим.

Проверка документов. Досмотр.

Очередной досмотр.


– Ручную кладь на ленту, проходите через рамку, – монотонно бубнил охранник.

Я поймал себя на мысли, что завидую его бесстрастию. Ему всё равно, кто ты, куда летишь, зачем.

Наконец я сел у окна в зале ожидания. Наушники – те самые, про которые мы с Аней столько говорили – играли наш плейлист.

Blinding Lights – The Weeknd. Zombie – The Cranberries.

Come As You Are – Nirvana.


Я уставился на взлётную полосу, где по мокрому асфальту метались жёлтые спецмашины, и представил её лицо.

Каково это – бояться человека, который должен был любить?

Как она вообще всё это пережила?

В голове всплывали обрывки её слов:


«Он разбил мой телефон…»

«У него связи…»

«Я не могла уйти…»

Я сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Громкоговоритель объявил посадку.


Восемь часов перелёта.

Восемь часов, когда каждый нерв в моём теле был натянут, как струна.

Я сидел, сжимая подлокотники, и представлял её лицо

– то самое, что знал только по фотографиям, размытым голосовым сообщениям и мечтам.

Новосибирск встретил меня ледяным поцелуем. Это была не московская слякоть – здесь весна была другой. Суровой. Непримиримой.

Я натянул второй свитер, чувствуя, как холод пробирается под кожу, но внутри горел огонь – тревожный, яростный, живой.

Где ты…? Багаж.

Звонок.

Молчание в трубке.


Сердце сжалось – вдруг опоздал? вдруг он… Но потом:

– Алло, Тём!


Её голос. Настоящий.

Не сквозь помехи. Не через экран. Живой. Тёплый. С дрожью.


Мы метались по терминалу, как герои плохо поставленного фильма – я вышел не там, она ждала не здесь.


И вот —

Секция С.

Толпа.

И… Она.

Маленькая фигурка в синей футболке.

Я шёл, замедляя шаг, чувствуя, как земля уходит из- под ног.