Синдбад отступил назад и кивнул.

– А не тот ли ты работник Махмуда, что славен на весь город непримиримой ненавистью к разбойникам и плутам?

– Это есть я, – важно сказал Синдбад и вновь дернул подбородком.

– Наслышан, наслышан, – удовлетворенно дернул подбородком судья, взвешивая кошель в руке и никак не решаясь раскрыть его.

– Я могу идти, ваше благородие? – спросил Синдбад.

– Да-да, – рассеянно произнес судья, размышляя над странным обращением, которого он до того никогда в жизни не слыхивал. – Нет, постой! Сначала я должен сосчитать деньги.

Синдбад пожал плечами и замер в расслабленной позе, выжидающе постукивая кончиками пальцев по рукоятке сабли.

Икрам-бей развязал кошель, высыпал на пол перед собой золотые монеты и взялся пересчитывать их, шевеля губами.

– Одной не хватает, – наконец произнес он, подозрительно уставившись на Синдбада.

– Я доложу Махмуд-ако о досадном недоразумении. Вероятно, он ошибся, когда складывал их в кошелек.

Если честно, Синдбад сам не верил в то, что говорил. Чайханщик нарочно мог не доложить одной монеты, в надежде, что судья не будет их пересчитывать. Или того хуже, решил подставить Синдбада… Ну что стоило пересчитать монеты еще в чайхане!

Дело в том, что чайханщик только вчера заплатил Синдбаду за работу оговоренную плату – один золотой, и конечно же видел, как Синдбад убрал монету в задний карман брюк.

– А не ты ли спер недостающую монету? – прищурился Икрам-бей.

– Что вы? Как можно, почтенный Икрам-бей? – возмутился Синдбад, изобразив на лице величайшее удивление, помноженное на недоумение. Последний и наихудший из вариантов обрел силу.

– Ах ты, змея, пригретая нашим уважаемым чайханщиком Махмудом, – погрозил пальцем судья, сгребая с пола монеты. – Украл монету и решил оболгать своего несчастного хозяина?!

– Я? – праведно возмутился Синдбад. – Да я в жизни чужого не брал!

– Врешь! Стража! – гаркнул судья, ссыпая монеты обратно в кошель и засовывая его себе за пазуху от греха подальше.

В комнату вбежали двое стражников с саблями и замерли у дверей в ожидании приказа.

– Взять нечестивца, – приказал Икрам-бей, – и проверить его карманы!

Стражники мгновенно вцепились в Синдбада, словно голодные собаки в кусок мяса, стальной хваткой сжав его запястья.

– Вы совершаете ошибку, – сделал последнюю попытку Синдбад, спокойно стоя перед судьей. – Вас потом измучает совесть.

– Э, совесть! – отмахнулся судья. – Мулла мой большой друг, как-нибудь вымолю прощение. Обыщите его!

– А-а! – вскрикнул Синдбад, выкручивая руки, затем подался назад и резко свел руки вновь.

Стражники, явно не привыкшие к серьезному сопротивлению обвиняемых, гулко столкнулись лбами и осели на пол, закатив глаза. Синдбад перешагнул через них и склонился над перепуганным судьей. Икрам-бей сжался, закрывшись рукой, губы его мелко задрожали.

– Вы ошиблись, уважаемый Икрам-бей! Я не брал этих денег, – раздельно произнес Синдбад.

– Не брал, не брал, – согласно закивал судья. – Я ошибся! Ты можешь идти.

– Э, нет. Что полагается по шариату за оговор?

– Один золотой! – выпалил, не задумываясь, судья, словно отличник на уроке, и запоздало прихлопнул рот пухлой ладошкой.

– Давай золотой, – протянул руку Синдбад.

– Штраф обычно получает судья, – нашелся Икрам-бей. – Твой золотой зачтен в счет долга нечестивца Махмуда. Ты свободен!

Синдбад поразился наглости и находчивости судьи, но русская душа требовала отмщения. Пожевав губами и не придумав ничего другого, Синдбад плюнул. Плевок угодил в глаз жадному судье, а молодой человек засунул руки в карманы брюк, развернулся и направился к выходу.