Симплицимус Анатолий Мусатов

Симплицимус шел по тротуару, стараясь как можно плотнее прижиматься к стенам домов. Проемы подворотен представляли для него немалые проблемы. Каждый раз, впадая в их черные зевы, он опрокидывался на бок с такой силой, что его скелет в момент соприкосновения с асфальтом трещал как маракасы в руках виртуоза-ударника. Симплицимус терпеливо сносил эти оказии. Он знал, что обойти все предательские пустоты подворотен было не в его силах. Слишком опасно было отлепляться от спасительной тверди стен.

Он шел так уже три или четыре часа. Все было бы ничего, но весьма объемная ноша Симплицимуса делала неудобным столь длительное ее кантование. От многочисленных падений стремительно теряла свои привычные формы. Сволочь-продавщица нарочно подсунула ему такую хилую коробку. Из-за этого книги, плотно набитые во все пространство коробки, по истечении часа так и норовили вывалиться из обширных трещин и разрывов.

Поначалу Симплицимус стойко сносил все неудобства. Мысль о том, что эти книги дадут ему несравнимую ни с чем столь желанную свободу, придавала его истощенным телесам невесть откуда берущуюся энергию. Но что-то подсказывало ему, что эти, невесть откуда берущиеся силы, необходимо экономить. А потому Симплицимус, вжимаясь в изуверски-мучительную фактуру стен, сантиметр за сантиметром продвигался к пока еще далекой цели.

Плотно спрессованные тома, придавали его ноше тяжесть, соразмерную с только что промелькнувшим трамваем. К тому же в карманах и за поясом штанов Симплицимуса уместилось почти такое же количество драгоценных произведений человеческой мысли.

Симплицимус не стенал, не жаловался, ибо сознание того, что все скоро закончится, и он обретет желанную свободу мысли, обращали его тело и дух в естество сверхчеловеческое. А потому он шел, в невероятно-последнем усилии стискивая челюсти, ибо в них были зажаты зубами ручки объемной сумки. Там, в полном порядке, в соответствии с хронологией появления на свет скрижалей мудрого знания, теснилось еще несколько объемных томов этого величайшего из живших когда-либо людей. Ибо знания, заключенные в произведениях этого гения, были бесценными. Они указывали страждущим воли людям цель и давали средство для ее достижения.

Еще вчера Симплицимус, как и все, пребывал в темноте невежества и страдания. Его угнетало отношение окружавших людей к стремлению просветить заблудших. Но одна случайная встреча, как дар судьбы, открыла Симплицимусу путь к свету и свободе. Его благодетель объяснил, что нужно сделать, чтобы стать властелином своей жизни. Указав место, где он совсем недавно обрел свет и истинный разум, подробно растолковал, что нужно сделать и как туда пройти.

Преодолев невероятные трудности, Симплицимус прибыл в это сакральное место, почему-то называемое людишками «Книжным магазином». Едва справляясь с волнением, Симплицимус, робко пододвинувшись к продавщице, протянул ей бумажку со списком того, что ему нужно. Продавщица, удивленно подняв брови, спросила:

– Вам упаковать все сразу или разбить на несколько упаковок?

– Все-все… Сразу… Вот у меня сумки.

– Сюда не войдет. Надо еще коробку?

– Зачем? Я хочу видеть все книги сразу. Вдруг перепутается как-нибудь?

– Проверите. А потом упакую…

И на протяжении часа Симплицимус, напряженно вглядываясь в каждую книгу, подаваемую ему продавщицей, с душевным трепетом читал на обложках каждой из них святое имя автора: «Виктор Пелевин». Не обращая внимания на откровенно-насмешливые взгляды продавщиц, Симплицимус сосредоточенно укладывал второй комплект всех сочинений этого автора. Так, на всякий случай, если какая-нибудь из них потеряется, у него останется дубликат. Ибо его благодетель строго настрого указал Симплицимусу на абсолютный и последовательный порядок прочтения всех томов. Только в этом случае он гарантировал постижение света Истины и свободного Разума. Он особенно подчеркнул в завершении своего наставления, что ничто в конце постижения святых текстов не обременит сознание и душу обладателя сих сокровенных тайн. Его посетит полное и незамутненное никакими мирскими заботами состояние нирваны…

– Ну, что ж, коллега, это далеко не первый случай такого умопомешательства. Этот еще долго продержался. Обычно, хватало двух, от силы трех текстов этого литератора. Причем, неважно, каких.

– Да, уникальные, по-своему, случаи. В моей практике до сих пор такого умопомешательства еще не встречалось.

– Вы, как всегда, правы. Литератор начал свою деятельность недавно и такого рода заболевания никому до сих пор не удавалось связать с таким процессом, как чтение его текстов. Правда, я слышал, кто-то уже сделал докторскую на этом материале.

– Мгм… вполне возможно.

Едва Симплицимус оказался в своем жилище, он немедленно принялся за разбор принесенных вещественных олицетворений Глубинных парадигм Бытия. Он даже не посмотрел на стол, где лежали принесенные с соседней помойки аппетитные кусочки разнообразнейших яств. Но только стоило ему раскрыть первую по списку книгу Пророка, стоило ему прочитать пару абзацев, как Симплицимус с отчаянием понял, что ему предстоит труд непомерный, может быть, даже опасный для его неокрепшего разума. В его мозгу вихрем зароились сонмы ассоциаций текстов с протухшей и провонявшей едой с помойки, из которой он питался всю прошлую неделю. Со стоическим хладнокровием Симплицимус, преодолевая естественные инстинкты организма, так сказать, его природные позывы, и отгоняя от себя искусительные мысли о передышке хотя бы на миг от его занятия, продолжил изучение великого Слова Пророка. Он утешил себя всплывшим из глубин подсознания каким-то давнишним знанием, которое придало смысл его нынешнему труду: «Вначале было Слово и Слово было Бог…». Это укрепило его решимость, и Симплицимус снова погрузился в чтение желанных абзацев. Но искусительные мысли, как некие злые силы, так и норовили отождествить непревзойденные перлы мыслей Пророка с пошлыми, недостойными высочайших образцов Знания, ассоциациями.

«А вот этот абзац напоминает кусочек колбасы, съеденный вчера. Ничего, что он был вонюч, как любовные романы баб-писательниц, и после нестерпимо болел живот. Но зато эти неприятные моменты дали мне всю полноту ощущения жизни. Теперь у меня иммунитет от всего, что я встречу в печатной продукции. Наверное, поначалу так бывает с любой Великой Истиной. От нее остается сильная изжога и долго болит живот! Ничего, что эти симптомы обрушились сейчас на мое тело. Это так идет постижение истины! Хотя от того куска колбасы отказались даже крысы, то, значит, он действительно был окончательным артефактом воплощения Продуктовой Истины. Хорошую пищу все съедят, все охочи до лакомых кусков… А вы попробуйте крайнюю степень превращения того, что питает жизненные силы плоти! Продукты и Слово, Мысль, – вот две стороны Бытия и их следует познать в полной мере. Только тот, кто прошел все стадии, кто изведал все грани их, достоин самого великого Просветления и Нирваны!..».

«А вот этот, что лежит в куске осклизлой бумаги… Видать по всему, – это кусочек свиного сала, приятного голубого цвета. Совсем как у недавно виденного романа автора … как его там… Какая-то птичья фамилия». Он даже не смог ее запомнить, настолько быстро выветрилась из головы. А какое обещающий смысл был заключен в одном названии этого романа – «Голубое сало!». Читалась и мнилась в нем ширь, и бескрайняя даль непомерности блаженного забвения! А все на поверку оказалось той самой помойкой, на которой я добыл этот чудный голубой отброс. Этот автор не помог ему достичь нирваны. Уж очень он тщился выдать свои бессвязные и примитивные мысли за нечто философско-значимое в мировой литературной мысли…

Симплицимус несколько отвлекся. Он тут же вспомнил своего соседа по койке. Тому хватило именно одного названия, чтобы навсегда остаться в блаженной бесконечности забвения. Сжигаемый любопытством Симплицимус как-то ночью выкрал из-под подушки драгоценную книжонку и начал было проникаться мудрыми канонами печатного стеба. Но после двух страниц с превеликой осторожностью вложил книжонку в дрожащие пальцы соседа, судорожно нашаривающих под подушкой в поисках своего сокровища.

Отдал Симплицимус соседу книжонку без всякого сожаления и трепета. Дрянной оказалась эта книжонка, как раз по уму бедолаги-дебила… «Голубое сало»… Ну ведь надо же! Так умно и тонко использовать яркий образ, скрыв за этим нечто непотребное!

…4 января.

Нинь хао, сухой мотылек.

Гнилые сутки форберайтена миновали. Устал просить и командовать. Несмотря на то, что почти все "белые жетоны" – сверхсрочники, у них вместо мозга протеиновая пульпа для инкубаций.

Вчера на рассвете приползла гора аппаратуры. Слава Космосу, моя часть встала не в аппаратной, а в B-гидропоник. Не надо будет переодеваться и потеть. В общем – все начинается, рипс нимада. Твой теплый Boris неплохо устроился в этой бетонной чжи-чан. Моя каюта во втором конце. Так что стон биотеплиц не доносится. Это минус-директный звук, всегда раздражавший меня во всех командировках.

Познакомился со всеми. Генетики: Бочвар – краснощекий, словообильный русак, с дюжиной мармолоновых пластин вокруг губ, Витте – серый немец, Карпенкофф Марта – корпулентная дама с прошлым TEO-амазонки, любит: клон-лошадей, old-gero-techno, аэрослалом и разговоры о М-балансе. Фань Фэй – бодрый шанхаец твоего возраста. Блестяще говорит на старом и новом русском. Видно, что большой чжуаньмыньцзя в генинже хорошо ходит (коэффициент L-гармонии походки более 60 единиц по шкале Шнайдера). С ним говорили о засилии китайских блокбастеров. Ему плевать на тудин, конечно.