К обеду следующего дня появился четвёртый обитатель комнаты.
– Старший матрос Северного флота Василий Юдин прибыл для прохождения учёбы, – представился вошедший, из расстёгнутого ворота рубашки которого выглядывала тельняшка.
Юдин был значительно старше Палина и Соскина. Ему было лет двадцать пять. Среднего роста, полноватый, со смазливым лицом и золотой коронкой на переднем зубе, которым он постоянно сверкал, ибо рот его не закрывался ни на минуту, Василий сразу решил «брать быка за рога» и всем своим поведением подчеркивал старшинство.
– Учитывая, что все вы ещё салаги, командовать в этом кубрике буду я, – на другой день заявил Юдин. – Васька плавал, Васька знает. Итак, братва, как мы жить будем?
Не дождавшись ответа на неопределённый вопрос, он уточнил:
– Я предлагаю коммуну. Денег у вас, поди, кот наплакал, как и у меня. Дешевле питаться на дому. Готовить по очереди будем, а кто не умеет – Васька научит. Сейчас, для начала, скидываемся по трояку. Я иду на розыски кастрюли и сковороды, ты, Егор, дуй за картошкой, морковкой и луком, а ты, Сашка – за хлебом, маслом, вермишелью, – скомандовал Юдин.
Ребята пошли выполнять поручения, восприняв идею положительно, лишь Витренко выглядел недовольным. Пашка был всего на два года моложе Васьки и ему, очевидно, не нравилась навязываемая бывшим старшим матросом «годковщина»[18]. Ужин получился не таким уж плохим, но с одним блюдом. Набив животы супом, начали болтать о разном. Васька рассказывал о своей службе на атомной подводной лодке и расспрашивал парней об их прежней жизни.
– А ты по национальности русский или тувинец? – спросил он Сашку.
– Русский.
– А к русским в Туве хорошо относятся?
– Про взрослых не знаю, а русские пацаны по одному стараются не ходить. Тувинцы побьют.
Но через неделю коммуна распалась. Боцман, как прозвали ребята Ваську, попросту оказался хитрым «сачком». Сам он ничего не делал, лишь раздавал указания. Первым возмутился Павел.
– Я с вами питаться не буду. Этот флотский суп с флотскими шуточками мне надоел, – заявил он.
– Я тоже, – поддержал его Егор, только что повздоривший с Боцманом, уже который день заставлявшим его чистить картошку.
– Ну и чёрт с вами, живите уродами. Без вас обойдёмся, правда, Санёк? – отреагировал Васька.
Соскин промолчал, а на другой день, вечером присоединился к идущим в столовую Витренко и Палину. Юдина в это время в комнате не было.
– Ты чего, а как же ваша коммуна с Боцманом? – съязвил Пашка.
– А ну его, лодыря… Много времени на приготовление еды уходит. Я два часа на кухне торчу, а он на кровати лежит, ценные указания даёт, – ответил Сашка.
Вечером Васька, узнав об отказе последнего «коммунара», разразился бранью:
– И ты в кусты! Гнилые братишки у меня оказались. Дерьмо, одним словом. Через неделю, как тараканы, поразбежались!
Боцман грязно выругался, Павел огрызнулся.
– А ты вообще заткнись, хохол несчастный! Это ты парней с панталыку сбил, фраер разодетый! Сначала Палина уговорил, теперь Сашку, а они сопли развесили… – Васька опять длинно и грязно выматерился.
Ещё ни разу за семнадцать лет своей жизни Егор не слышал таких оскорблений в свой адрес. Не соразмеряя свои силы и возможные последствия, сжав кулаки, Палин встал с кровати, на которой сидел, и шагнул в сторону Боцмана:
– Но ты, харя наглая! Заткнись, пока своим золотым зубом не подавился! Ишь ты, отец родной выискался! Поливает всех подряд, как последних щенков, – гневно выговорил Егор.
Витренко тоже решительно встал со своего места. Юдин, не ожидавший столь яростного отпора со стороны Палина, явно опешил. От неожиданности он отступил назад, ткнулся задом о тумбочку и бросил взгляд в сторону Соскина. Тот с интересом смотрел на происходящее и явно не собирался ввязываться в назревавшую драку. Несколько секунд Боцман и Палин стояли, злобно глядя в глаза друг другу. Наконец Васька не выдержал и примиряюще сказал: