– Почему у вас нет имплантов и усовершенствований?

Вопрос одновременно грубый и неприличный прозвучал слишком резко даже для Максима. С другой стороны, он был уверен, что у Коничиной за время допроса даже ни разу пульс не подскочил. Потом проверю на визоре.

Женщина прикрыла глаза, будто уходила в дрему.

– А почему я обязательно должна иметь какой-то имплант?

Кто бы эта льдина ни была, у Максима есть его профессионализм, вера в свое дело, в конце концов.

– Чем с большим рвением вы будете отвечать на вопросы, тем больше вероятность что выйдете отсюда до завтра.

– Вы недооцениваете чистый ген, – бросила она.

– Вы биоконсерватор?

– Мне искренне интересно почему вы так решили? – впервые за время их разговора Фаина Георгиевна улыбнулась.

– Помимо вашего спецоборудования у вас изъяли механические часы.

Женщина хмыкнула и покачала головой.

– Как человек я имею право на сентименты. Может это ценный подарок и он мне дорог.

– Так вы относите себя к биоконсерваторам или иным идеологическим группам?

– Я врач скорой помощи. И вижу последствия. Не у всех есть деньги и не всем везет, как вам с вашей железкой.

Пришел черед Максима удивляться. Он знал что шрама не видно. Кажется дальше не было смысла продолжать. Досье чистое, безупречная репутация, по крайней мере была, до сегодняшнего утра.

– Стоп, запись. Печать. – Максим поднялся из-за стола.

– Мне вернут мой жетон и сканер? – спросила Коничина, сверля глазами его затылок.

– Нет.

– А часы?

Автоматон выплюнул из торса пачку белых листов себе в клешни и положил перед Фаиной Георгиевной на стол.

– Прочтите и распишитесь, – протрещал робот.

– Личные вещи заберете на выходе, – Максим протянул женщине ручку, думая о том, что хотя бы бюрократия в этом мире остается мерилом постоянства.

16 декабря 2085 года, воскресенье, после обеда

Центральный район Санкт-Петербурга

Из здания МВД Фина вылетела, застегивая на руке свои часы. Домой! И поскорее! Происходила какая-то чертовщина, и пока что она ничего не понимала.

Не успела она перейти тротуар, как тут же поскользнулась и грохнулась на задницу. Да еще и голова закружилась. Робот-снегоуборщик к ее удивлению оказался совсем рядом. Мешкаясь на льду, Фина не успела встать и ее тут же обдало веером сыпучей массы.

– Что за день… – хныкала она, сплевывая песчинки.

Встав и отряхнувшись, Фина закрыла глаза и отдышалась. Ей казалось, произошедшее утром, было не с ней. Часть воспоминаний в ее голове действительно отсутствовала, хотя это могло быть следствием болевого шока. С другой стороны, Фаина не чувствовала себя, как говорят пациенты с диссоциативной амнезией, оторванной от самой себя, будто воспоминания стерли ластиком. Что-то у нее внтури все еще билось, пробираясь наружу.

Она коснулась рукой живота. Куртка была цела, как и флиска, и футболка под ней – в туалете она все проверила. Ни на штанах, ни на теле и белье не было и капли крови. Зато кровь под ногтями и на запястьях была настоящая, не факт что ее. Если в полиции взяли мазки с рук, наверное найдут там и ее ДНК, иначе ее ранение это что – глюк?

Нервы, спущенные с поводка, понеслись во весь опор. Дрожь и головокружение усилились, к ним прибавилась тошнота. Невозможно. На допросе Фина прикладывала титанические усилия воли, сдерживая эмоции. Из глаз полились слезы. Артем погиб. Даже тот мужчина, которому она успела сделать укол погиб. Как так?

Если бы не квадратная фигура, неожиданно заслонившая собой Суворовский проспект, Фина, взорвалась бы в истерике. Она подняла голову. Мужчина, на первый взгляд классический вышибала, с лицом, которое невозможно запомнить, смотрел на нее как в пустоту.