– Что последнее вы помните?

Врач медленно повела головой. Максим решил, что они были одного роста.

– Я упала. Споткнулась о тело Артёма, – ее голос дрогнул.

– Вы когда-нибудь симпатизировали Зеленому Легиону? Технофеодалам? Гринпису? Техноидам? Киберанархистам?

Он подумал что вот-вот сейчас, в сердцах Коничина вскочит и устроит настоящую истерику. Но кажется Максим совершил ошибку и зря недооценил классическое медицинское образование.

– Слушайте, – Фаина раздраженно вильнула челюстью, – я врач, понятно? Мы там оказались первым нарядом и черт его знает почему единственным из всей амбулатории. У меня напарник погиб…

Хотя… Да нет, не похожа она на активистку. В активисты шли подростки, горячие головы, фанатики или те, кто жаждал быстрых денег. Врач снова смотрела на Максима так же как и пять минут назад, с абсолютно непоколебимой уверенностью. Не взгляд, а дрель.

– Я хочу в туалет.

Максим вздохнул, выдержал драматичную паузу и кивнул автоматону. Тот распознав намерение владельца, открыл дверь и проводил Фаину куда требовалось.

Когда они вернулись, женщина уже сняла куртку и флиску, оставшись в гранжево-серой футболке с надписью «High tech – Low life». Может и активистка… Покорно, но в меру, всем видом выражая пренебрежение, Фаина, опустилась на стул будто это был хрустальный трон, а не скрипящая дешевка. Автоматон занял привычное место, Максим махнул ему. Машина всё поняла и подключилась к зарядной станции.

– Запись, – скомандовал Максим.

Автоматон выпрямился, на нем зажглись красные огоньки, что-то зажужжало.

– Вы единственная выжили после перестрелки. Вы единственная видели что произошло.

Пауза. Максим не стал повышать свой активатор еще, так что смотрел на Фаину немного рассеянно.

– Невозможно! Хотите сказать что все сотрудники погибли? Дроны или автоматоны точно что-то записали. Не может быть такого, чтобы совершенно не сохранилось никаких записей!

– Я и не говорил что не сохранилось.

– Не держите меня за дуру. Вы дали мне понять, что я единственная, у кого в голове отложилось всё, что происходило среди контейнеров. Но ни мой регистратор, ни, очевидно, Артема ничего не сохранили.

– Откуда такая уверенность?

– Если бы я не имела такой ценности как свидетель, то, скорее всего, пришла бы в себя в больнице, а не у вас здесь, после инъекции глюкозы.

– Ваш отец Георгий Антонович Коничин? – Максим поправил планшет на столе перед собой, над ним мгновенно выросла голограмма мужской головы. – Академик РАН, председатель Научного совета по биоинженерии. Почетный профессор МГУ, имеет орден «За заслуги перед Отечеством» I степени за значительный вклад в развитие биоинженерии и бионики.

– Да, – Коничина задержала взгляд на собственном отце, и тут же уставилась на Максима. – Всё верно. Но какое отношение мой отец имеет к перестрелке в порту?

– В досье нет информации о вашей матери.

– Может она есть в досье отца?

Этот разговор начал ему надоедать. С самого начала было ясно, что от этой дамочки толку не будет. Ну ничего. Еще немного и домой, а там заслуженный покой аж до самого января.

– Вы живете одна в скромной квартирке, не в самом благополучном районе города.

– Не одна. У меня есть кот и домашние цветы.

– И работать вы предпочитаете в самой мясорубке, почему? У вас блестящее образование, обеспеченная семья, не хватает только золотой ложки в зубах.

– Почему я выбрала такой путь, а не роль академической крыски – не ваше дело.

В какой-то степени Максим наслаждался своей безнаказанностью, имея возможность разглядывать женщину вот так, не щурясь и не разыгрывая из себя романтика или поборника справедливости. В какой-то степени он сейчас был предельно естественным. И все же одна мысль не давала ему покоя.