На допросе она была уверена, что помнит всё именно так, а не иначе. А теперь сама терялась в догадках. У Фины была прекрасная память и наследственность, в конце концов, она из династии ученых и медиков, а воспитание и образование, тренировки и книги. Никакой левой нейрохимии и стероидов.
Теперь же этот тонкий мир, державшийся на фактах ДНК, потрескивал под натиском человеческих сомнений. Было или не было? Да, она ввела себе препараты. Но не стала бы она колоть сама себе адреналин просто так. У нее не имелось ни единого документального доказательства случившегося, но это еще не делало ее выдумщицей.
Она повернулась спиной – на лопатках и ниже, в области поясницы и бедер, было несколько крупных кровоподтеков. Хорошо, значит, она как минимум ударилась при падении. Уже что-то.
Переодевшись в пижаму, Фина набросилась на холодильник, устроив там тщательную ревизию. Она не ела с прошлого вечера, так что в ход пошло все: от колбасы и пельменей до эклеров из «Метрополя». Когда после трех стаканов яблочного сока она, наконец, заварила себе чай, Фина думала о предложении Гора.
Интересно, как он хотел извлечь ее воспоминания, если Фина не могла вспомнить, что именно она видела?
Самой распространенной причиной потери памяти до сих пор считалась дегенерация нейронных сетей. Как ни странно, главным врагом крепкой памяти оставалось само время. И подарить его человеку технологии были все еще не в состоянии. Продлить жизнь – да. Но даже в 2085 году долголетие – это лишь совокупность факторов, а не строгая формула. Замена пораженных органов, бесконечная детоксикация клеток, нескончаемые инвазивные вмешательства, криогенные установки, измерения плотности костной ткани, когнитивные тесты, имплантация целых нейронных модулей.
При этом даже наука не отменяла вечную классику долголетия – сон, еду, диету, спорт. Люди тратили миллионы на мониторинговые гормональные системы. Нельзя было сходить в ресторан и не услышать писк чьего-нибудь датчика, возвещавшего резкий скачок глюкозы от переизбытка сахара в Павловой.
Если начало века тянули на себе пионеры интернета и технологические энтузиасты, то его конец стал эпохой хайпа биохакеров, продававших курсы в духе «Как прожить до ста двадцати», забывая при этом добавить «тратя миллионы».
Дожевывая очередной бутерброд, Фина подошла к книжному шкафу и вытащила здоровенный медицинский атлас мозга. Из корешка тут же выпала продолговатая коробочка – старый аккумулятор начала 50-х. Подключив его к сети, Фаина дождалась, пока на чёрной матовой поверхности не загорится зелёная шкала. С легким щелчком из корпуса выдвинулись два гибких контакта на пружинных катушках с силиконовыми липучками на конце.
Удобно расположившись на диване, Фина вытянула контакты, облизала их и закрепила один на лбу, второй на затылке под волосами. Раскрыв атлас, она запустила простейший чернильный терминал на форзаце. Книга зажужжала, как принтер, разогреваясь.
Атлас был замусоленный, некоторые страницы слиплись, но Фина его любила. Хоть книга и не обладала мощностью современных устройств, для академических целей или домашней диагностики этого было достаточно. Получить подробное сканирование с такой штукой было невозможно, но вот «почувствовать» инсульт, сотрясение мозга или допотопную лоботомию очень даже можно.
Прокрутив ползунок программы, минуя разделы об истории имплантирования, Фина добралась до приложения. Пиксели на терминале неровно замигали, предлагая подождать. В местах крепления контактов к голове разлилось тепло, в следующий миг в ушах тихонько зазвенело.