– Ты, Сергевна, извини, что столько твоих компотов перепортил, – Николай виновато развел руками. – А брус все равно менять теперь придется. Но сама понимаешь – обстоятельства непреодолимой силы. Вопрос только один: кто их создал. Кого ты тут на хозяйстве оставляла?

– Костяна. Он у нас в поселке круглый год живет, в вагончике.

– Позвони-ка ему, позови сюда. Только о пожаре не говори, а то спугнешь.

Алевтина Сергеевна поднялась из подвала наверх, в прихожую, где валялась брошенная впопыхах лаковая сумка с так и не востребованными документами, кошельком и телефоном. Наклонилась, подняла сумку и ненароком увидела себя в зеркале: лицо в саже, обгоревшая челка, скукожившийся шарфик, пальто в белесых пятнах и колготки в крупных дырках. Ей непреодолимо захотелось запустить в зеркало чем-то тяжелым. По счастью, под рукой не оказалось ничего подходящего для метания. Пришлось просто отвернуться от своего жалкого отражения и сосредоточиться на телефонном звонке.

Она набрала номер. Телефон Костяна ровным, бесстрастным голосом сообщил: «Абонент временно недоступен». Надо было идти разыскивать. Но дефилировать в обгорелом виде по поселку не стоило. Да и Костян тут же бы догадался. Алевтина Сергеевна поднялась в мансарду, сняла с себя остатки былой роскоши, вытащила из кособокого шкафа дачную амуницию: потертые штаны, флисовый свитер, вязаные носки. Спустилась на кухню, к крану, умыла лицо, кое-как оттерла сажу с пальцев, осмотрела в зеркало результат, заправила обгорелую челку под берет. В подвале гремел осколками и шуршал половой щеткой Николай.

– Слышь, Коля, – крикнула Алевтина, – недоступен поджигатель. Пойду поищу.

– Чует мое сердце – не найдешь ты его! – донесся голос Николая.

Сердце пожарного не ошиблось. Вагончик, где жил Костян, оказался заперт, а встреченный на обратном пути дворник Саид сообщил ей, что Костян вчера спешно уехал домой, в Донецк, вроде как там его поселок укропы разбомбили. Что ехать не хотел, боялся, что загребут в ополчение, но в доме все стекла вылетели, и тоже боялся, что мародеры все растащат, а в доме одна старая мать. Алевтине Сергеевне стало стыдно: на человека такое горе свалилось, он просто забыл пушку выключить, а она его в поджоге подозревает.

Николай встретил ее на веранде, он оттирал пятна с куртки при помощи губки и прихваченных с кухни «Ферри» и уксуса. Он выглядел так по-свойски, как будто жил здесь всю жизнь. Алевтине Сергеевне вдруг захотелось спросить его про семейное положение. Но она тут же представила этот мезальянс: полковничиха и прапор. Наверняка прапор. Было бы звание выше – не торчал бы на проходной в районном суде. Да и моложе он ее намного. Его внуку – четырнадцать, ее – двадцать пять. Господи прости, дыму надышалась…

– Нету? – коротко спросил Николай, на секунду подняв взгляд.

– Нету, – подтвердила Алевтина Сергеевна. – Дом у него под Донецком. Разбомбили. Вчера подхватился и уехал.

– Понятно. Но я тебе одно, Сергевна, скажу: или ты страховку оформляй на дом в проверенной компании, или судиться прекращай. Первый раз в суд сходила – тебе подвал затопили, второй раз – пожар устроили. Пора выводы делать. А кум-то мой правильно от вас уволился – неспокойно тут.

У Алевтины Сергеевны внутри все всколыхнулось: знакомы недавно, а уже учит жизни, молокосос! Вслух, однако, она произнесла:

– Я тебе, Коля, по гроб жизни обязана. За осушение, за тушение и за советы!

Николай смутился, потер нос тыльной стороной ладони и пробормотал:

– Да чего уж там. Я мужик. К тому ж – пожарный. А советы – это бартер, за малину и костюмы.

– Ах да, костюм! – спохватилась Алевтина и направилась в подвал.