Его грязная засаленная одежда пахла тюрьмой. Пётр помнил, что разъярённая толпа деревенских вынудила его с семьёй бежать в лес босыми да раздетыми, в тоненьких ночных рубашках. Поэтому вся эта одежда, в которой они сейчас стояли, была им передана кем-то из сострадания, чтобы они раздетыми да разутыми зимой не замёрзли.

Нойд имел волевой проницательный взгляд, который долго удержать на себе было невозможно. Если бы не обстоятельства встречи, такой взгляд можно было назвать повелительным. Не удивительно, что деревенские, узнав о скором возвращении колдуна в деревню, навсегда из неё разбежались: этот человек даже в спокойном состоянии наводил своими глазами испуг, что было говорить, когда он рассвирепеет.

Удивительно было только, как с этим человеком осмеливалась конфликтовать Григорьева. Вероятно, её личность Петром была не до конца раскрыта. Характер нанесения ударов по детям свидетельствовал, что бабкой она была трусливой, в минуты паники трясущейся от ужаса. Такая могла вступать в острый конфликт с колдуном, только имея какую-то поддержку со стороны.

Кошко заговорил первым:

– Здравствуйте. Вот тот человек, которого вы ожидаете. Спасителя вашего именуют Его благородие Суворов Пётр Васильевич, сыщик уголовной полиции. А я его начальник, Его высокоблагородие Кошко Аркадий Францевич.

– Я желаю, при всём уважении к Его высокоблагородию, разговаривать с Его благородием лично, с глазу на глаз, – твёрдо сказал Нойд.

Пётр взглянул на Кошко. Тот был побледневшим: просьба колдуна оказалась нахальной. Зная взрывной характер начальника московского сыска, он поспешил негативное развитие событий немедленно пресечь.

– Если вы хотите мне что-то сказать, то говорите при высокоблагородии, – твёрдо сказал он. – С глазу на глаз в данной ситуации я разговаривать с вами не стану. Его высокоблагородие – достойный честный человек, мой начальник, поэтому либо он услышит всё, что вы хотите мне сообщить, либо мы разворачиваемся и уходим.

Нойд кивком головы показал, что требования принимает.

В этот момент случилось невообразимое, к чему Пётр оказался совершенно не готов: жена Нойда, доныне неподвижная, бросилась к нему, упала на колени и крепко обняла его ноги своими руками. Её дети подбежали к Петру следом и с двух сторон прижались к нему, вцепившись в пальто. Пётр, потрясённый сценой, оказался парализован. Кошко отступил на два шага в сторону, не мешая тем выразить свою благодарность. Городовым, побежавшим к ним на помощь, издалека заподозрившим неладное, он повелительным жестом руки велел вернуться.

Нойд молча пронаблюдал эту сцену, шагнул к Петру и протянул ему круглый деревянный диск диаметром в полтора вершка30, к которому была прикреплена длинная льняная верёвка. Пётр взял диск в руку и быстро его осмотрел. Это был какой-то религиозный предмет, вырезанный из дуба совсем недавно: на его поверхностях сохранились микроскопические, но приметные заусенцы, не успевшие в кармане пальто затереться. По краям диска с двух сторон были вырезаны какие-то знаки: то ли неизвестные буквы, то ли неизвестные цифры. С одной стороны по центру диска, внутри окружности из таинственных знаков, было вырезано улыбающееся солнце, с другой – лик плачущей луны.

– Это оберег, – сказал Нойд. – Я его вырезал из куска дерева, выйдя из тюрьмы. Он наколдован. Его плоти я передал всю силу, коей владею. Ты должен носить его на верёвке на шее, под рубашкой, на животе, никогда не снимая. Когда придёт беда, он поможет тебе избежать неминуемой смерти.