В какой-то момент, доставая из кармана бумажник, он выронил йо-йо. Данара тут же засмотрелась на игрушку, словно завороженная.

– Откуда у тебя это?

Дамир сразу же подхватил маленький деревянный кружок и вернул его обратно в карман. Ему не страшно было показывать его Данаре, но почему-то казалось, что лучше хранить его подальше от других, недоброжелательных глаз. Данара посмотрела на него с одобрением, и он стал, подбирая слова и стараясь передать все детали, рассказывать о встреченном им странном человеке и о маленькой девочке с именем его бабушки. Данара, подперев голову рукой, задумалась, словно вспоминая.

– Ну, художника Калмыкова тут все знают многие. Он показывается и живым, и неживым – ему даже сейчас, когда он уже давно не на Земле, слишком важно привлечь внимание Неба. Знаешь, он ведь не умер. Он всю свою жизнь превратил в краски – только для того, чтобы глаза Вселенной его видели… А вот то, что твой предок-аруах смог выйти на тебя – это очень хорошо.

– Аруах?

– Ну а кто мог подарить тебе такую штуку? Только та, кто дала тебе свою кровь и оберегает тебя, твой дух-защитник. Береги. Это сильный талисман. Эх, хотела бы я, чтобы он тебе не пригодился, но, боюсь, теперь испытания будут искать тебя… – Улыбка Данары стала грустной. – Тебе надо пройти свой путь. Баксы – это не только красивая музыка и разговоры. Пока ты не дойдешь до конца, ты не сможешь избавиться от змея. А пока не избавишься, не будешь сильным баксы. Жди, что скоро что-нибудь случится. – Она еще раз улыбнулась материнской печальной улыбкой, и на секунду Дамиру показалось, что она намного старше своих лет.

– А… что вообще меня ждет? Что я должен делать? Ты знаешь об этом?

– Слишком много вопросов. Нет, я не баксы, я не знаю. Думаю, твоя дорога уже определена в любом случае, так что оно будет случаться с тобой. Тебе придется учиться быстро… Выучить все то, что обычно узнают за годы, иногда за десятилетия. Времени очень мало.

– А Мукагали сказал, что время есть, – Дамир попытался улыбнуться, но почему-то не получалось. Было не грустно, но как-то щемяще, немного странно – словно душа наполнялась ожиданием чего-то.

– Ну, это как посчитать. Что точно, два дня есть… Змей еще будет спать до Нартугана…

– Что это?

– Зимнее солнцестояние, иностранный ты мой. Ночь с 21 на 22 декабря. Карачун, если по-русски. Слышал такое слово?

– Угу. Наступил Карачун – значит смерть, зима.

– Нет. Возрождение и Новый год. Но надо обязательно посетить твоих аруахов в этот день. Тебе это важно. Где похоронена твоя бабушка?

– Я слышал, что на Центральном кладбище. Никогда не был на ее могиле.

– Тогда обязательно сходишь… или, если хочешь, сходим. Вместе. – Она улыбнулась, и от этого «вместе» все грядущие испытания показались Дамиру уже не такими страшными.

– А пока, раз время есть, давай гулять. – Данара рассмеялась, и в ее голосе опять послышался звон колокольчиков-асатаяков.

И они гуляли до вечера. Данара рассказывала что-то про священных сайгаков и перья филина, которые защищают невинных; про полынь и таволгу, отгоняющих злых духов; про цветущее весной божье дерево джынгыл – тамариск, и про то, что он выделяет удивительный сок – может быть, ту самую манну небесную, которая кормила когда-то в пустыне народ Моисея…

У Дамира кружилась голова от обилия не информации даже – впечатлений; после того, как он взял в руки дангыру, все это воспринималось необычайно ярко, каждое слово приобретало объем, запах, цвет, звук. Он впитывал этот мир, как губка, и ему казалось, что он слышит за этими словами больше – не только культуру этих степей, а что-то общее, мировое, очень важное. А помимо слов были глаза Данары, и запах меди от ее волос, и улыбка, и рука, которая однажды прикоснулась к его ладони – и он поймал ее, и больше не отпускал уже до самого вечера.