Сейчас. P.S. Во веки веков Яна Рихтер

1. Пролог

В аэропорт мы приехали заранее. Я вцепилась в Доброго, и моя выдержка меня покинула. И как бы я не уговаривала себя, что надо держаться, держаться больше не могла. Я плакала, вытирала салфетками свои нос и мокрые щёки. Я гладила ёжик его волос, трогала пальцами его скулы, совала ладошки ему под куртку, пытаясь запомнить каждую мышцу на ощупь. Утыкалась носом в его ключицы и вдыхала его запах. Мне было больно. Меня накрыла паника, судорожно хваталась за него, бормоча сквозь слёзы:

- Я не хочу без тебя. Я не хочу так. Мне ничего не надо без тебя. Мне не нужны эти дни без тебя. Я не смогу. Я ничего без тебя не смогу.

Он прижимал меня к груди и привычно бормотал мне на ушко «зайчик-мой-маленькая-моя-дурында-малюсенькая». Он был расстроен, а глядя на мои эмоции, вообще побледнел, в глазах я видела беспокойство. Он обнимал меня по- медвежьи, целовал в нос, но я не могла успокоиться.

– Я вернусь с первым снегом, малюсенькая, – шептал он мне, но это не помогало.

В итоге, когда мы с трудом расцепили руки, Шерхан притянул меня к себе, а Дима пошёл на посадку. Андрей обнимал меня за плечи и молчал.

«Добрый, Добренький, не уезжай», – скулила я чуть слышно. Дима обернулся, улыбнулся мне «по Доброму» широкой кривоватой улыбкой, прикоснулся сжатым кулаком к груди и направил в мою сторону раскрытую ладонь.

Так он дал понять, что его сердце осталось со мной.

В аэропорт мы приехали заранее. Я вцепилась в Доброго, и моя выдержка меня покинула. И как бы я не уговаривала себя, что надо держаться, держаться больше не могла. Я плакала, вытирала салфетками свои нос и мокрые щёки. Я гладила ёжик его волос, трогала пальцами его скулы, совала ладошки ему под куртку, пытаясь запомнить каждую мышцу на ощупь. Утыкалась носом в его ключицы и вдыхала его запах. Мне было больно. Меня накрыла паника, судорожно хваталась за него, бормоча сквозь слёзы:

- Я не хочу без тебя. Я не хочу так. Мне ничего не надо без тебя. Мне не нужны эти дни без тебя. Я не смогу. Я ничего без тебя не смогу.

Он прижимал меня к груди и привычно бормотал мне на ушко «зайчик-мой-маленькая-моя-дурында-малюсенькая». Он был расстроен, а глядя на мои эмоции, вообще побледнел, в глазах я видела беспокойство. Он обнимал меня по- медвежьи, целовал в нос, но я не могла успокоиться.

– Я вернусь с первым снегом, малюсенькая, – шептал он мне, но это не помогало.

В итоге, когда мы с трудом расцепили руки, Шерхан притянул меня к себе, а Дима пошёл на посадку. Андрей обнимал меня за плечи и молчал.

«Добрый, Добренький, не уезжай», – скулила я чуть слышно. Дима обернулся, улыбнулся мне «по Доброму» широкой кривоватой улыбкой, прикоснулся сжатым кулаком к груди и направил в мою сторону раскрытую ладонь.

Так он дал понять, что его сердце осталось со мной.

2. Глава 1

Десять лет назад

– Ну, давай! Чего ждёшь? – он стоял, облокотившись на новенький велосипед. Непослушная челка, падая на лоб, лезла в глаза.

– Эй, да не бойся, он не кусается! Я помогу, – и мальчишка протянул руку. Девчонка смотрела на него своими огромными глазами, не решаясь подойти ближе. Из-под её легкого платьица выглядывали худые коленки, густо замазанные зелёнкой. Велосипед был с неё ростом, и её короткие ноги едва доставали до педалей. Девочке он казался огромным и страшным монстром, с которым ей не под силу справиться.

– Не-а, я уже покаталась вчера, ничего не получилось. Я хочу, но он слишком большой для меня.

Мальчишка был старше её. Высокий, синеглазый, с добродушной улыбкой. Он сгреб перепуганную девочку в охапку, и та в два счета оказалась в седле пугающего велосипеда.

– Смотри, я держу тебя сзади, и если ты будешь падать, то я тебя поймаю. Не оборачивайся, смотри, куда ты едешь. Вот так. Молодец! – велосипед тронулся, и Дима действительно держал Рину.

Перепуганная девчонка, зажмурившись, вцепилась в руль и бешено крутила педали. Медленно приоткрыв один глаз, а затем и второй, она увидела, что действительно едет. Радостно она позвала мальчишку по имени и обернулась. Его не было. Он стоял где-то вдалеке и махал ей рукой.

И тогда она упала. Её нога попала между спицами колеса, и последнее, что она увидела, – велосипед, который падал на неё. Зажмурившись, она ощутила во рту вкус крови.

– Вставай боец, бойцы не плачут! – две сильные руки вытащили её из-под велосипеда, и когда она открыла глаза, увидела, что сидит у парня на коленях, а он своей футболкой вытирает кровь с её лица. Руки и ноги у неё опять были в ссадинах, коленки снова разбиты. И тут она закусила губу и разревелась. Плакала она долго и отчаянно. Боль все не проходила, и он ласково гладил её по голове, вытирал её горькие слезы. Когда она немного успокоилась, он поставил её перед собой и, присев на корточки, глядя ей прямо в глаза, серьезно, по-взрослому, сказал:

– Запомни, что я сейчас скажу. Мы никогда не плачем. Даже когда очень больно. В жизни бывают вещи страшнее разбитой губы. Но мы должны быть сильными. Ты же сильная?

Она кивнула ему в ответ и, обняв его за шею, прижалась. Если бы её спросили, кого она любит больше всех на свете, она, не задумываясь, ответила бы, его, братишку.

Тогда ей было шесть лет, и Рина еще не знала, что этот маленький эпизод своего детства она запомнит на всю жизнь. Она еще не знала, как часто вечерами она будет вспоминать его, и сколько раз будет прокручивать в голове его совсем недетские слова.

Но с тех пор она поняла, что как бы сильно она не падала, как бы больно ей не было, она будет подниматься и упорно идти дальше.

В тот вечер маленькая девочка залезла на велосипед и без чьей-либо помощи поехала. Сама. Чтобы больше никогда не падать и ничего не бояться.

Рина

Когда я была девочкой, больше всего на свете любила дождь, клубнику и лето. При этом лето для меня было волшебным временем, и планы на него я начинала строить сразу после новогодних праздников. Я выросла на побережье Японского моря, и каждое лето, спасаясь от тайфунов, приезжала вглубь континента в маленький провинциальный Звёздный к своим родственникам. Это был небольшой город с ровными квадратными кварталами, с зелёным парком, кинотеатром и торговым центром. Старые кварталы были застроены хрущевками, три новых района панельных девятиэтажек окружили древний центр с малоэтажной застройкой и частными домами. Вся жизнь города крутилась вокруг одного военного завода, на котором работала большая часть жителей, а сам он был окружен военными частями, где трудились или служили те, кто не работал на производстве. Вторым кольцом для Звёздного служила дальневосточная тайга.

В том городишке, избавившись от опеки родителей, я чувствовала себя свободно и непринужденно, а так как, будучи воспитанным и ответственным ребенком, я вела себя вполне прилично, никто мою мнимую свободу ограничивать и не собирался. Во дворе дома, где жили мои родственники, постоянно собиралась ватага ребятишек разных возрастов, и каждый день мы с утра до вечера проводили время в играх и развлечениях.

Просыпалась я, когда мне заблагорассудится, и если дом ещё спал, то меня поглощала новая книга, и тихое шуршание страниц продолжалось, пока взрослые спали. Завтракать мне разрешали, когда я хотела, а ещё могла заиграться и вообще не прийти на обед. Для меня это было что-то за гранью фантастики, потому как всё моё детство мама гонялась за мной с ложкой, уговаривая и заставляя проглотить хоть что-нибудь. Здесь же никто меня жёстко не контролировал, не заставлял ложиться спать ровно в десять, и я вполне могла одним глазом подсматривать ужастик по кабельному ТВ ближе к полуночи. Для ребенка, воспитываемого в строгом соответствии с режимом, отсутствие этого самого режима воспринималось как сказка. Любимым развлечением тем летом было залезть во дворе на нижнюю ветку дерева, к которой была привязана самодельная качеля, сидеть там среди листвы, поглощать мелкую приморскую вишню из газетного кулька и плеваться косточками, присваивая себе баллы за расстояния поражения вишневыми снарядами.

Во дворе дома, где жили мои родственники, постоянно собиралась ватага ребятишек разных возрастов, и каждый день мы с утра до вечера проводили время в играх и развлечениях.

Мне тогда шел седьмой год. Из милой пухленькой малышки я уже превратилась в тощую сероглазую девчонку с тонкими косичками и веснушками на носу. К слову, характер у меня был очень странный – я была застенчива со взрослыми, но с детьми становилась жуткой воображалой, к тому же задирой. На улице водилась, в основном, с мальчишками, а дома, когда никто не видел, увлеченно играла в куклы, и при всем при этом была плаксой, в том числе и для того, чтобы меня пожалели. Могла раздуть из ничего целую трагедию. В общем, совсем обычная девчонка, которой не хватало внимания.

Как-то раз мы всей ватагой играли в «казаки-разбойники», правила игры мне были тогда не очень хорошо знакомы. Надув губы, я долго шуршала рукой в кепке и, наконец, вытянула фантик от ириски «Золотой ключик» – кто-то из детей предложил тянуть жребий фантиками от конфет. Так я оказалась в команде «казаков» и послушно дала повязать на запястье полоску разорванного носового платка девчонки постарше, так, по её мнению, мы должны были точно отличать своих. Какое-то время мы совещались, выбрали место для темницы – лавочку под старой раскидистой липой на детской площадке, в тени которой можно было спрятаться от жары. После чего команда «казаков» бросилась врассыпную. Вместе со всеми я искала стрелки, угадывала направления, догоняла убегавших, а потом отстала от ребят. И только присела на перекладину ограждения клумбы, как увидела Серёжку, соседа со второго этажа. И на запястье у него полоски ткани не было. Мальчишка меня не видел, и когда я выскочила, схватила его за руку и заорала: «Красная печать, больше не убегать!», он побледнел и открыл рот. А я, довольная повела пленника в темницу. Сережка был старше меня на пару лет, оглядевшись и не увидев никого из моей команды, он резко дёрнулся и вырвал свою руку, тем самым нарушив правила. По инерции я пробежала немного вперед, широко расставив руки, но потеряла равновесие и упала, стесав обе коленки о бетон покрытия тротуара. Я взвыла, с трудом поднялась и, размазывая слезы, поковыляла к подъезду. Из игры я выбыла, как разгадали пароль «разбойников», и кто дал подсказку я пропустила.