– Как я оказался врачом общей практики на улице Горация?

– Ну да.

Теперь Делани посмотрел на диплом Джонса Хопкинса в рамке.

– Я хотел стать хирургом и какое-то время даже был им, буквально пару лет. А потом началась война. За несколько недель до её окончания меня ранили, – он повернулся к Циммерману и начал сгибать и разгибать правую руку. – Тут было всё порвано, и я потерял силу. Силу, которой должен обладать любой хирург. Но чувствовать я не перестал. Я способен обследовать пациента. У меня просто нет силы. Потому я решил пойти в терапевты. Вот и всё.

– Это ужасно.

– Вовсе нет. Полно ребят, которых я знал лично, жалеют, что у них нет этой проблемы, правда, все они умерли. Здесь же я могу помочь огромному количеству людей. И в каком-то смысле это мои люди. И потому… – он глянул на часы. – Ой, Джейк, мне пора идти.

Циммерман помедлил, затем прокашлялся.

– Я хочу сказать вам кое-что ещё, – сказал он.

– Знаю, – сказал Делани. – Говори.

– Я оставил себе деньги, – признался Циммерман. – Деньги, что дал мне Эдди.

– Ты их заработал.

– Я ведь не для себя. Мои родители, в эту проклятую Депрессию, они…

– Не объясняй, Джейк.

– У меня будет полная задница неприятностей, если…

– Остановись. Давай пройдёмся до больницы.

Циммерман выдохнул, напряжение его уходило.

– Не могу. Мы договорились с коллегой-интерном зайти перекусить.

Делани открыл дверь.

– Я провожу вас до угла.

Закончив обход в больнице святого Винсента, Делани шёл по западной стороне Шестой авеню, над ним нависала эстакада надземки, вдалеке маячила башня Джефферсоновского суда. На углу Десятой улицы пестрел окнами магазин игрушек. «Игрушки МакНиффа». Владел им Билли МакНифф, открывший заведение в 1928 году спустя три недели по выходе из тюрьмы – на откат, полученный от одного из своих друзей-подельников по ограблению, вину за которое Билли взял на себя. Окна магазина стали матовыми от морозных узоров. Делани вошёл. Маленькая лавка была пуста.

– Привет! Билли, ты тут?

Ответа не последовало, и он принялся разглядывать пыльные игрушки в корзинах. Металлические машинки ярких цветов, по большей части «бьюики». Гладкие розовые мячи-спалдинги, ожидающие летних баталий в стикбол. Куклы с подвижными глазами, замершие в параличе. Роликовые коньки. Санки «Флексибл Флаер», съезжать на которых с горки оказалось не по карману никому из местных. Наверняка краденые, подумал Делани. Где-нибудь подальше от Даунтауна. Вот пыльные коньки. Маленькая пожарная машинка с жёлтой лестницей наверху. И наконец, то, что он искал: полная корзина плюшевых мишек. Он вспомнил статью в «Таймс», в которой несколько педиатров в один голос уверяли, что плюшевые медведи дают детям ощущение безопасности. Плюшевых обезьянок не было, но это, пожалуй, к лучшему. Они бы напомнили ему о маме этого малыша. Ах, Грейс, чёрт бы тебя побрал. Мы ведь вместе с тобой должны были рыться на этой свалке, рассматривая игрушки, и ты могла бы просто ткнуть пальцем в то, что любит твой малыш, а я бы заплатил. Ты могла бы рассказать мне о нём то, чего я не знаю. А потом уже ехала бы за своим проклятым муженьком, твоим последним озарением утопии. Ты могла бы заодно и ему привезти плюшевого мишку. А я бы позаботился о мальчике.

Внезапно дверь распахнулась, впустила в помещение холод и с грохотом захлопнулась: вошёл Билли МакНифф.

– Привет, Док, – сказал он с удивлением. – Какого чёрта ты здесь делаешь?

– Подарочки подыскиваю, – сказал Делани.

– У нас полно. И цены хорошие. После Рождества всё на десять прóцентов дешевле. Для кого? Мальчику или девочке?

– Мальчику.

МакНифф был небольшого роста, жилистым, и казалось, что он подпрыгивает даже тогда, когда спокойно стоит на месте. Лицо у него было грубо отёсанное, без мускулатуры и губ, будто бы череп. Кожа его казалась напылённой на кости из пульверизатора. Пока он подходил к Делани, изо рта и от тела его всё сильнее пахло ромом. Понятно, из салуна напротив. МакНифф вытащил ракетку с мячиком на резиновой ленте, прибитой степлером.