Ларри Дорси лежал в постели в квартире на первом этаже дома на Бэнк-стрит. Вокруг была чистота, полировка, ни следа пыли. Стародавние обои выглядели свежими. Это была квартира, где не жили дети – за исключением Ларри. Делани увидел стоящее в гостиной пианино, на котором располагались в рамках фотографии Луи Армстронга, Дюка Эллингтона и Бикса Байдербека. Галерея героев, совсем как у Молли, лишь другие имена и лица. Луиза была грузной, в макияже, лицо её подёргивалось.

– Посмотри на это, – сказала она, показывая на голову мужа. – Это некошерно.

Она была права. На правом виске была шишка. Ларри был в сознании, но когда Делани тихонько прикоснулся к распухшему месту, он зашёлся от боли.

– Как больно, – сказал он.

– Увеличивается? – спросил Делани Луизу.

– Да, – сказала Луиза, – когда он пришёл домой вчера ночью, там не было и бугорка.

Делани наклонился к нему. «Послушай, Ларри, тебе с этим надо в больницу святого Винсента».

– Никаких больниц. Это не для меня. Ни сейчас, ни когда-либо вообще. Все, кто на моей памяти отправлялись в больницу, не вернулись оттуда. В том числе мой отец.

– Ларри, тебе, возможно, проломили череп. Надо сделать рентген. У меня нет с собой рентгеновского аппарата.

– Без вариантов.

Делани раздражённо вздохнул.

– Ладно, заставить я тебя не могу. Только скажи мне, какое похоронное бюро ты предпочитаешь?

Луиза всхлипнула и отвернулась.

– Не надо шутить, Док, – прошептал Ларри.

– А я не шучу, Ларри.

Ларри ничего не сказал. Делани упёр руки в боки, стараясь выглядеть неумолимым.

– Перестань, балбес, – сказал он. – Я отправлюсь с тобой. Я хочу услышать, как ты снова сыграешь «Звёздную пыль».

Делани и Луиза пешком сопроводили его по заледенелым улицам к востоку – в больницу святого Винсента. Всю дорогу Ларри Дорси брюзжал. Ветер крепчал, и они дрожали от холода в тяжёлой зимней одежде. Мальчишки лопатами отгребали снег от магазинов. На эстакаде поезд надземки медленно подъезжал к переполненному перрону. Улица перед приёмным покоем была уже основательно перепахана по сравнению с тем, какой она была, когда они провели Эдди Корсо через тайную дверь в сотне футов от этого входа. Они прошли мимо пустой кареты скорой. Делани рассказал, что произошло, пухленькой медсестре по фамилии МакГиннес. По коридору ходили монахини, похожие на чёрные копны сена.

– Спасибо, доктор Делани. Мы обо всём позаботимся. Позвоните попозже, мы дадим знать, как у него дела.

– Спасибо, мисс МакГиннес. А доктор Циммерман на дежурстве?

– Подождите, я вызову его.

Циммерман появился из чрева больницы, улыбаясь, обменялся рукопожатиями с Делани, пока Дорси уводили, а вторая медсестра записывала информацию со слов Луизы. Оба доктора отошли в сторонку. Циммерману было двадцать с небольшим, он был тощим, морщинистым, с рыжими волосами и пытливыми глазами навыкате. В голосе его чувствовались нотки нижнего Ист-Сайда.

– Тут сегодня как на вокзале Гранд-Сентрал, – сказал Циммерман. – Все повылазили из нор и тут же полегли с сердечными приступами.

– Как наш пациент?

– Крепкий орешек, всё с ним в порядке. Он всё время просит морфин, а потом ржёт.

– Могу я его увидеть?

– Третий этаж, в конце коридора.

Циммерман повернулся к человеку с бледным лицом, которого несли два молодых парня. Делани тронул интерна за рукав.

– Спасибо, доктор.

– Если бы нас застукали, – сказал Циммерман, – сцапали бы обоих.

Эдди Корсо лежал на койке в отдельной палате, его накрыли плотным одеялом, а над головой разместилась прозрачная кислородная палатка. Ему не мешало бы побриться. Сбоку от двери расположился Бутси, выглядел он насторожённо, даже встревоженно, но при этом притворялся, что всё в порядке, и с деланным интересом разглядывал свои ногти. Портьеры были задёрнуты, на столике у кровати горела лампа. Делани раздвинул боковины палатки.