Оба немного помолчали. Затем Делани сказал: «Если ты собираешься завязать с этим… бизнесом, чем тогда займёшься?»

– Может, стану священником.

Делани засмеялся.

– Не-а. Может, переберусь во Флориду. Или просто подальше от Запада.

– Ты там с ума сойдёшь.

– Лучше быть чокнутым, чем мёртвым.

Делани медленно пробирался в сторону дома, навстречу дул ветер с реки. Снег теперь превратился в лёд, открытыми ранами чернеющий на улицах, и он не чувствовал своего лица. Как и всегда, ледяной зимой или знойным летом, он смотрел вниз, фута на два-три перед собой, и если бы стал вглядываться дальше, то, кажется, не смог бы идти вообще. Как и всегда, он гнал из головы ощущения, которых набрался на вызовах, – нужду, боль и ложное успокоение, которое он давал этим больным людям. Да, он врач, но медицина не принадлежит к числу точных наук. Не от всего есть лекарства. Как и в жизни. Причиной смерти всегда становится жизнь. На протяжении многих лет он успокаивал людей, которым оставалось жить заведомо недолго. Он надеялся, что его утешительный шёпот не приносит им вреда. Он хотел думать, что ему удаётся уменьшить их страдания. Но он не мог носить всё это в своей голове. Ему приходилось их осматривать со всей возможной тщательностью, делать всё, что можно, не принося вреда, а затем забывать о них.

Но он не мог выкинуть из головы Эдди Корсо. Тот не был просто пациентом. Он был другом, и дружба их родилась под дождём из воды и крови. И сейчас, поскальзываясь, балансируя и переводя дух на чёрном льду, Делани вновь видел Эдди под проливным французским дождём, по колено в воде, заполнявшей окоп, с фляжками на шее, с расширенными полусумасшедшими глазами. Он собирался прорваться к источнику у подножия утёса. Зная наверняка, что там немцы, что у них пулемёты и ручные гранаты, что у них есть всё, чего не было у американцев, – шинели, ботинки, боеприпасы, еда и вода. Американцы пытались собирать воду в растянутые плащи, но немцы открыли шквальный огонь и изрешетили те нехитрые приспособления пулями. А заодно пристрелили одного из солдат. Остатки батальона не могли ни идти вперёд, ни вернуться, отступить, поскольку немцы оказались ещё и сзади, а помощи не было ниоткуда. Батальон скорее всего объявили пропавшим без вести. В ту ночь они уже не были батальоном. Но они и не пропали без вести. Они попали в окружение. И тогда Эдди сказал, что он сходит за водой, какой бы грязной она ни была, и по пути обыщет трупы, чтобы найти под мундирами хлеба или сухарей. Делани пытался его отговорить. Эдди ответил, что даже немцы должны хоть иногда спать, и лучшее время, чтобы всё провернуть, – именно сейчас, в навалившейся дождевой темени. И ушёл, вскочив на бруствер окопа, нью-йоркской крысой пробираясь между поломанных деревьев, воронок и незахороненных тел, обхватив фляги так, чтобы они не стучали друг об друга. Увидимся, сказал Эдди. И ушёл. Делани слышал лишь стук дождевых капель и храп солдат, спящих в окопе. Затем в небе вспыхнула ракета, посылая стрелы света сквозь изуродованный лес, будто на салюте в честь 4 июля, и застрочил пулемёт. Тр-р-р-р-ррр. Тр-р-р-р-ррр. Ракета догорела. А затем наступила тишина. Те, кто лежал возле Делани, даже не пошевелились. Потом он услышал стон в отдалении. Схватил комплект первой помощи, встал из укрытия и отправился искать Эдди. Он нашёл его лежащим на спине в кустах, в дюжине футов от источника. Глаза Эдди были широко раскрыты. Свежая скользкая кровь, водянистая от дождя, на плече и руках, в одной из фляжек дыра. Как минимум одна пуля в спине, все ботинки тоже в крови из раны на ноге. «Святый Иисусе, Доктор, больно-то как». Делани сорвал фляги и выбросил их в рыхлую листву. Затем он увидел раненую ногу Эдди и понял, что тот не сможет идти. Взял его под мышки, оттащил туда, где листва была погуще, перевернул, взвалил на плечо и поволок, поскальзываясь и падая, утопая в крови, назад, к своим. Один из коллег-докторов, Хардин из Оклахомы, выбрался из своего укрытия, и они вдвоём разорвали на Эдди одежду и промыли раны спиртом так тщательно, как смогли, затем наложили грубые жгуты на вспоротое бедро и размозжённое плечо, используя располосованные гимнастерки с мёртвых: бинтов уже не осталось. «Долбаная боль, Док, болит так, что пиздец просто». Делани сделал ему укол морфия, руки тряслись, дождь лил как из ведра, и через несколько минут Эдди потянуло в сон. Делани долго ждал в тишине, думая о том, что если боль не успокоится, Эдди наверняка умрёт. Если всё вообще тут не успокоится, умрут они все. Он никогда больше не увидит Молли. Он не увидит маленькую Грейс. Больше не гулять ему с ними вдоль берега Норт-Ривер.