– Бояться нечего, – повторяла Ева время от времени.

Предельная уверенность и предельный ужас.

* * *

У станции метро «Одеон» они свернули с бульвара Сен-Жермен и улицами Левого берега добрались до площади Сен-Сюльпис. Там они разулись и помыли уставшие ноги в неработающем фонтане, дожидаясь Макса. Встреча с ним была назначена на десять утра. В двенадцать пришел человек по имени Ален.

Он энергично и формально обнял каждого члена группы, повторяя свое имя, чтобы все его запомнили.

– Макс прислал меня встретить вас. Сам он не смог, так как занят кое-чем другим.

– Где он? – спросила Ева.

– Я бы и не смог тебе сказать. Сейчас – где угодно.

– Он сказал, где мы должны его встретить?

Ален проигнорировал ее вопрос.

– Оп-оп-оп, – сказал он и поспешно отправился в путь.

Он отвел их на чердак дома в нескольких кварталах от фонтана. В комнате – три шага в ширину и четыре в длину, без туалета и раковины – должна была разместиться вся группа.

– На самом деле это моя кладовая, – сказал Ален. – Я сделал одолжение Максу и расчистил ее, чтобы вы могли тут расположиться. В коридоре мои коробки, пожалуйста, не трогайте их. Я живу внизу, квартира 5А на третьем этаже. Я поселил бы вас там, но у меня уже слишком много гостей. Не могу принять больше.

Он предложил им расстелить спальники на полу и спать по очереди. Нужду справлять придется в туалетах кафе.

– О мытье забудьте, – сказал он. – Времени на это нет.

Бегло перескакивая с французского на английский, он кратко рассказал историю восстания: почему, как и когда оно началось, какие люди и партии внесли вклад. На карте Альваро красными крестиками он пометил центры активности: университет Сорбонны, Школу изящных искусств, театр «Одеон».

– Там мы сможем найти Макса? – спросила Ева. – В «Одеоне»?

– Это последнее место, где я его видел, – ответил Ален.

– Так он остановился не у тебя?

– Не в этот раз. У Макса очень много друзей. Он может остановиться у кого угодно.

– Как насчет Дорис Ливер, ты знаешь ее? Художница, занимается боди-артом.

– Конечно. – Ален усмехнулся. – Все знают Дорис. К сожалению, она тоже остановилась не у меня. А было бы неплохо. Представь – принимать Дорис Ливер как гостью. Вот был бы опыт.

– Ты знаешь, как нам ее найти?

– Вы хотите назначить встречу Дорис Ливер?

– Ну, она одна из наших знакомых.

Ален показался сперва удивленным, затем – подозрительным.

– Правда? – спросил он.

– Правда.

Он нахмурился, не веря ее словам.

– Ну что ж, если найдете ее, удачно пройти через ее свиту!

– А она была где-то здесь?

– Я видел ее с Максом. Думаю, они знают друг друга по Лондону. Может, он сможет представить вас ей.

– Меня не нужно представлять Дорис Ливер, Ален.

Ева говорила твердо, словно требуя, чтобы Ален принимал ее всерьез, но также из-за усталости; годами ей говорили о том, какая великая, талантливая и неукротимая Дорис Ливер, люди, которые видели ее работы от силы один раз и больше ничего о ней не знали. Ева – да, это я, кто-нибудь слушает? – знала Дорис с тех времен, когда та еще не была Дорис, когда она была никем. Ассистенткой ее отца в театре «Ист Уинд» на Кингс-Кросс. Секретаршей. Собачницей. Интрижкой на стороне. От других людей Еву отличало нежелание распространяться об этом или чувствовать по этому поводу удовлетворение.

– Где ты видел ее в последний раз? – спросила она.

– Тоже в «Одеоне», – ответил Ален. – Но, слушай, это было вчера. Непонятно, где она может быть сегодня. Люди не сидят на одном месте. Они слышат, как что-то происходит в другом, и идут туда. Все меняется.

И ничего не прекратилось. Восстание продолжалось каждый день и каждую ночь. К нему можно было присоединиться в любой момент. Нужно было быть богом за гранью времени, чтобы увидеть план всего происходящего, но каким-то образом все знали, что надо собираться в шесть вечера на площади Денфер-Рошро.