В машине все сидели молча, плотно закутавшись от холода. Кажется, все злились друг на друга.

В Шиле мы дважды ездили с Ахметом. Рыбацкий порт, ресторанчики, бескрайние пляжи – все это должно было сделать Шиле прекрасным курортом, но не тут-то было. Чего-то не хватало. То ли торговцы были неприветливыми, то ли сам поселок не вызывал приятных эмоций, однако я поклялась, что больше сюда не приеду. Может быть, это было лишь мое впечатление, и виной тому была наша ссора с Ахметом на обратном пути. Мы заказали рыбу в одном из непримечательных ресторанов в порту, выпили белого вина. Люди вокруг были неприятные, вроде толстых супружеских парочек, которые носят одинаковые спортивные костюмы и по воскресеньям сидят в ресторанах, оглядываясь то и дело по сторонам с видом «смотрите, как нам хорошо!». Даже в том, как они чокались стаканами с ракы[38], словно вот-вот разобьют их, было что-то отталкивающее.

Как всегда, когда я пила днем, в тот наш приезд с Ахметом у меня тоже разыгралась мигрень. Возвращаясь назад по извилистой дороге, я мучилась от тошноты и проклинала про себя и Ахмета, и Шиле. Ведь мы бы не поехали, если бы он так не настаивал.

Шиле не понравилось мне даже летом, кто знает, каково там было зимой. Черное море коварно, каждое лето тонули люди, потому что волны вымывали песок из-под ног купающихся и создавали ямы.

Но что же было нужно этому странному типу зимой в Шиле? С кем он будет встречаться в такой час? Поскольку на противоположном берегу Россия, живи мы в годы холодной войны, можно было бы пофантазировать. Например, на поверхность могла вдруг всплыть советская подлодка или с корабля могли передать световой сигнал.

В прошлом в Черноморском регионе сломали жизни многим учителям: те придерживались левых взглядов и держали дома транзисторные приемники – и их арестовывали по обвинению в связях с Советским Союзом. Также в Черном море располагались огромные радиолокационные станции НАТО, а в морских пещерах дежурили военные подлодки.

Я зажмурилась. На память пришли слова бабушки:

– В этой жизни тебе встретятся люди, которые захотят причинить тебе зло. Но не забывай: будут и те, кто захочет сделать тебе добро. У кого-то сердце темное, у кого-то – светлое. Как ночь и день! Если будешь думать, что мир полон плохих людей, станешь унывать; но, если начнешь думать, что все хорошие, разочаруешься. Берегись людей, девочка, берегись!

«Так и сделаю, бабушка, – подумала я, – не волнуйся обо мне».

Два часа нас бросало из стороны в сторону на извилистых дорогах. Когда мы подъезжали к Шиле, свинцовое небо начало светлеть.

Мы ехали уже два часа. Хотя печка не работала, от нашего дыхания и тепла мотора салон нагрелся до комфортной температуры.

Профессор достал из кармана карту. Краем глаза я увидела, что на ней были пометки. Внимательно изучив карту, Вагнер спросил:

– Можем ехать помедленнее?

Я перевела Сулейману, и он сбросил скорость.

Очень узкая дорога шла через лес. Профессор вглядывался в левое окно, словно пытаясь сориентироваться. Наконец он сказал:

– Мы не могли бы вернуться назад?

Машина дала задний ход, и через сто – сто пятьдесят метров показался съезд на проселочную дорогу, шедшую немного в гору. Профессор попросил свернуть туда.

– Мы разве не в Шиле едем?

– Нет, здесь неподалеку.

Вот тогда я действительно испугалась. Если мы едем не в поселок, то в какую глушь он нас везет? И откуда он знает здешние места? Как он помнит проселочные дороги в стране, где не был пятьдесят девять лет? Хорошо, что с нами был Сулейман. Он, конечно, зол на меня, но все же мог защитить.