Вскоре толпа начала понемногу расходиться. Несколько мужчин ушли на болото в надежде вернуть тело мальчика для похорон. Мать убитого, всхлипывая, медленно двинулась домой, поддерживаемая соседками. Старейшина Петрий, тяжело вздыхая, отдавал распоряжения и старался хоть как-то успокоить людей. Над рынком воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь редкими женскими всхлипами. Даже Драгемир, обычно безучастный и равнодушный, пробормотал что-то сердитое, но быстро замолчал, осознав, что настроение толпы на грани паники.

Наконец мать погибшего мальчика махнула рукой, и её медленно повели домой. За ней потянулись крестьяне и несколько охотников. Площадь постепенно пустела, оставляя за собой только торговцев, растерянно собиравших остатки товара. Велирима глубоко вздохнула и бросила на дочерей тревожный взгляд.

– Уже второй мальчик за Рассветье, – прошептала она еле слышно. – Беды множатся…

Дарина не нашла слов для ответа. В нескольких шагах от них остановился старейшина Петрий. Он пристально смотрел на Велириму тяжёлым, суровым взглядом, полным немого упрёка и ожидания. Казалось, он хотел что-то сказать, но лишь едва заметно качнул головой, будто намекая: «Ты ведь понимаешь, о чём я». Затем он резко отвернулся и направился прочь, оставляя девушек в полном замешательстве. Велирима явно знала нечто важное, но по какой-то причине боялась раскрыть свою тайну.

Сёстры помогли матери сложить оставшиеся травы и настойки обратно в сумки и мешки. На душе у каждой из них было тяжело и тревожно. Люди быстро разошлись, и ни о каком нормальном торге уже не могло идти и речи. Образ погибшего мальчика, поглощённого болотом, стоял у всех перед глазами, и никто больше не думал о торговле.

Перед тем как окончательно свернуть лавку, Дарина устало опустилась на корточки рядом с деревянным настилом и подняла взгляд на мать:

– Мама, – тихо спросила она, – может, всё-таки расскажешь нам, о каком долге и проклятии говорят старики? Это как-то связано с гибелью детей и бедами рудокопов?

Велирима болезненно поморщилась, словно от внезапной боли, и отвела глаза. Видно было, что ей тяжело отвечать на подобные вопросы. Она лишь коротко качнула головой.

– Дарина, милая, поверь… Я очень хочу вам рассказать… но не сейчас. Сейчас… это слишком…

– А когда? – резко перебила её Дарина, не выдержав. – Когда ещё кто-нибудь погибнет?

Орина осторожно взяла сестру за руку, будто пытаясь её успокоить. Ей тоже было страшно, но она ясно видела, что мать вот-вот разрыдается. Велирима закрыла лицо руками, чтобы скрыть подступившие слёзы.

– Простите… Я так боялась этого момента. Скоро всё расскажу. Мне нужно немного собраться с духом…

Между ними повисла тяжёлая, гнетущая тишина.

Когда они возвращались домой, над Ясницей уже начали сгущаться серые сумерки. Солнце медленно опускалось за пик Велисгара, освещая селение лишь тонкой полосой багрового света.

Домики в Яснице были неровными, с грубо рубленными углами, построенные из толстых брёвен трагелиса, прочных и почти неподвластных времени. Крыши были высокие, с резким уклоном, чтобы зимой снег не скапливался, а быстро сходил вниз. Под такими крышами всегда находился просторный чердак, где сушили травы, хранили запасы зерна и хозяйственные мелочи. Те из жителей, кто был зажиточнее, покрывали стены снаружи смолой или белёной известью, защищая древесину от влаги и гниения. Внутри дома тоже украшались: искусные мастера вырезали на ставнях, дверных косяках и карнизах затейливые личины духов и зверей – так люди надеялись отпугнуть беду и привлечь благополучие.

Сам дом чаще всего состоял из одной большой горницы, где у стен тянулись длинные лавки, в центре стоял массивный деревянный стол, а в дальнем углу высилась грубоватая печь с широкой, выгнутой лежанкой. Печь не только отапливала жилище в холодное время, но в ней же варили каши, супы, пекли хлеб. Если семья была побогаче, дом обзаводился сенями, чтобы сохранить тепло и не выпускать его прямо на улицу. Полы выкладывались из толстых, тщательно подогнанных досок, которые иногда пропитывались маслом, чтобы дольше прослужить, хотя позволить себе регулярную замену досок могли немногие. Со временем эти доски изнашивались, прогибались и начинали скрипеть под ногами жильцов. Всё внутреннее убранство, от сундуков до шкафчиков и полок, жители делали сами либо заказывали у местных плотников, искусство которых передавалось из поколения в поколение.