- Уайбан прислал за Омайоном. Бэлэх вот ему. А Оруунэ где?

Женщина проигнорировала мой вопрос, повернулась и крикнула вглубь двора:

- Омайон! Иди сюда, старый тетерев! Ничего не слышит, схожу за ним.

- Подождите, - придержала я её. - Где Оруунэ, она здорова?

Тётка скривилась.

- Да что с ней сделается. Как стала хат дьахтар (беременной), так и полезли капризы. То не хочу, это не могу. Теперь вот живот болит. Чего там болеть! Балованные стали молодые.

Вот старая карга. Я скрипнула зубами.

- Так она сказала, что живот болит? Вы повитуху позвали?

- Это ещё зачем? Рожать рано, а повитухе платить придётся.

Я ткнула корзинку к ногам женщины и прошла мимо неё в юрту. Из-за неё как раз вышел Арчын, обратился к матери:

- Ты звала отца?

- Арчын, пойдём со мной к Оруунэ, наверное, нужно будет повитуху позвать. А отца твоего Уайбан зовёт. Он со старейшиной у нас.

Хотун возражать мне не посмела, лишь глаза ещё больше сузила, да губы сжала, как змеища.

- Схожу за отцом, так уж и быть. Идите, балуйте на свою голову. Ох, сынок, наплачешься потом с капризной женой, не говори, что я не предупреждала…

Мы с Арчыном, уже не слушая, вошли в юрту. Оруунэ сидела, прислонившись к стене полубоком. Перед ней валялось ведро с рассыпанной вокруг золой. Видимо, она держала его в руках, когда её скрутил приступ боли. Она повела глазами в нашу сторону, но никак не отреагировала. Лицо и губы были бледными.

Я повернулась к Арчыну.

- Бегом. Сейчас же.

Арчын, слава Богу, медлить и пускаться в дебаты не стал. Сорвался с места и, заметно прихрамывая, выбежал за дверь.

Присев рядом с Оруунэ, я взяла её за руку. Она была холодной и липкой, как лапка лягушки.

- Ты как, мышка моя? - спросила я её тихонько. - Сейчас повитуха придёт, поможет тебе. Ты пока сиди, не двигайся. И не бойся, всё будет хорошо.

Оруунэ пошевелила пальчиками другой руки, которую держала на животе, плаксиво сморщилась.

- Моя малышка, моя девочка… Я чувствую, как ей там плохо…

Ворвался Арчын, волоком затягивая за собой повитуху.

- Тише ты, упаду из-за тебя, - ворчала та. Но видно было, что она тоже обеспокоена.

Ощупав живот Оруунэ, она принялась поглаживать его через мягкую ткань плавными движениями.

- Иди сюда, води вот так руками, - скомандовала она мне, а сама принялась заваривать травы. Я потянула носом: ромашка, мелисса, что-то ещё.

Оруунэ тем временем немного успокоилась, губы немного порозовели. Однако взгляд оставался испуганным.

- А что с ней? - спросила я повитуху.

- Так бывает, - махнула та рукой. - Тело готовится рожать, показывает, какая будет боль. Живот каменеет, давит на ребёнка. Надо смягчать. Ты гладь давай, не останавливайся.

Я снова стала водить руками, как она мне показала.

Вошла хотун. Двумя руками она держала корзину, которую я принесла. Лицо у неё было такое скорбное, что я готова была руку на отсечение дать: Омайон велел отдать корзину повитухе. Несмотря на то, что положение было серьёзным, я невольно улыбнулась и наклонила голову.

Оруунэ, увидев мою улыбку, несмело заулыбалась тоже.

- Скажите, ведь ей нужно лежать, пока не родит? И ни в коем случае не поднимать тяжёлого, верно? - обратилась я к повитухе громко.

- Всё верно, Аяна. Пусть лежит, да ноги повыше. Одеяла, шкуры подложить. А когда встаёшь, живот подвязывай, - переключилась она на Оруунэ. - Горшок в хотоне поставь, на улицу не бегай.

Арчын метнул на мать растерянный взгляд, а та прикрыла глаза, словно сама готова была потерять сознание. У неё явно был не самый лучший день.

- Может, мне забрать тебя к себе? - шепнула я Оруунэ. И тут же ойкнула вспомнив. - Слушай, а кто такие царские нууча?