Сердце Снежной королевы Эва Гринерс

1. Глава 1

В комнате, по периметру которой располагались высокие, до самого потолка, книжные шкафы, раздавалось громкое, отчетливое тиканье. Его издавал старый обшарпаный будильник, размер циферблата которого был с пирожковую тарелку.

Как и всё в этой комнате, будильник был очень старым, но выбросить его не поднималась рука. Муж мой, Миша, всегда вставал по утрам по этому будильнику в те нечастые дни, когда бывал дома.

Здесь всё напоминало о муже, всё было его наследием: книги, учебники его авторства, фотоальбомы, папки с бумагами, рулоны географических и тематических карт с его личными пометками.

Муж был геологом и археологом, ученым, профессором, специалистом по Крайнему Северу. Изучал неизведанные еще места, искал новые месторождения. Но главной целью его жизни было отыскать настоящее сокровище - утерянный когда-то в начале 19 века артефакт, который сам он называл “Снежной бабой”, а я более романтично - “Сердцем Снежной королевы”.

Артефакт представлял собой фигурку размером с ладонь, вырезанную из мореной лиственницы, пролежавшей на дне какого-то озера или реки больше двухсот лет. В неё был врезан сапфир, размером с грецкий орех.

Миша написал о предмете своей страсти множество научных трудов, десятки статей. Его исследования и поисковая работа были объектом интереса зарубежных специалистов. Много раз исследования пытались купить, а мужа завербовать. Но Миша был предан своему НИИ, где, однако, его труды о “Снежной королеве” воспринимали прохладно, убеждая бросить это гиблое дело.

Считалось, что артефакт - практически легенда. Какие-то рассказы, непонятные зарисовки, отметки на картах, сделанные неизвестно кем, и одна-единственная старинная фотография. Скорее всего, фигурка сгорела в пожаре, вместе с одним из поселений.

Но муж не сдавался, искал почти всю жизнь, проводил раскопки, пока не подкосила его болезнь. Умер он тихо, у меня на руках. Так я осталась совсем одна.

Часто я вспоминала, как пришла на практику в НИИ, где Миша, для студентов - Галкин Михаил Романович, уже был довольно именитым, хоть и молодым ученым. Я, юная практикантка, влюбилась с первого взгляда. Для меня он был полубогом с сумасшедшим огнем в глазах.

Поженились скоропалительно в конце моей преддипломной практики. Честно говоря, я так и не поняла, почему он внезапно сделал мне предложение: на кафедре были девицы и ярче, и уверенней в себе.

Миша никого не замечал, не выделял. Он был помешан на своей работе, экспедициях, открытиях и поисках сокровищ Крайнего Севера. А я, видимо, ему просто не мешала. Наоборот, старалась помогать, с живейшим интересом слушала его рассказы, изучала и перепечатывала его труды.

Мечтала, что когда-нибудь мы вместе будем просыпаться в палатке под еловой лапой в капельках на рассвете, умываться из ледяного ручья, есть кашу с запахом костра и раскрывать тайны Севера. Такая вот научно-исследовательская семейная романтика.

Однако, первая же экспедиция положила конец всем этим мечтам. На пути туда вертолет рухнул камнем в таёжные дебри, и… я осталась инвалидом на всю жизнь. Перелом позвоночника. Миша и другие отделались легкими ушибами.

Я безропотно благодарила судьбу, что хотя бы не стала лежачей. Передвигаться могла только в пределах квартиры и то с трудом, временами с палочкой.

Муж повел себя благородно - не бросил. Хотя забыть пришлось не только о совместных экспедициях, но и о детях. Впрочем, они были ему не так уж-то и нужны.

Он по-прежнему исследовал Север, пропадал по полгода. Я понимала, что муж, скорее всего, не скучает в одиночестве, когда отсутствует дома, но никогда об этом не говорила.

Однако, Миша всегда возвращался домой ко мне, вроде бы даже был рад встрече. И я надеялась, что была его надёжным тылом, соратником, неизменной поддержкой.

По приезду разбирала рюкзаки, вещи, пропахшие травами и дымом, кормила борщом с его любимыми чесночными гренками и садилась за бумаги, которых Михаил привозил целый чемодан: нужно было разбирать и систематизировать записи мужа, чтобы перепечатать. Были там и рассказы охотников, и карты, нарисованные от руки, и данные для научных каталогов, и даже гербарии с налипшими комочками земли на корешках.

Я решила подняться и заварить чай. Теперь уже точно не засну: ночь пролетела незаметно, как будто её и не было.

Хотя сон мне, кажется, всё-таки снился. Или это было воспоминание… Они сейчас почему-то часто прилетали ко мне - слайды прошлого.

***

Инструктаж мы проходили накануне вылета в Красноярск. Я наконец-то познакомилась с остальной группой, состоящей, кроме нас с Мишей, из шести человек. Муж на ухо рассказывал мне кто есть кто: этнографы, географы. В основном аспиранты. Девушек, кроме меня, не было.

Инструктаж проводил пожилой коллега Михаила с круглой большой головой, его все называли Глобус, и какой-то мужчина в военной форме, очень строгий и молчаливый. Сам он ничего не рассказывал. Только слушал Глобуса, кивал и делал пометки в каком-то журнале.

Я старалась слушать внимательно, однако постоянно уносилась мысленно туда, представляя наглядно то, о чем нам рассказывали.

Вот разве я могла предположить, что комар в тайге не комар, а гнус. И видов этого гнуса то ли пять, то ли семь. У меня зазудело всё сразу, и я незаметно почесывалась через одежду.

Глобус запугивал, нагнетал:

- Даже привычные комары в тайге представляют опасность: ведь они нападают на человека огромными колониями. Эти кровососущие насекомые способны переносить малярию и лошадиный энцефалит, а защититься от них непросто.

Поэтому летом в тайге не обойтись без накомарников, перчаток и плотной закрытой одежды, - продолжал рассказывать страшилки Глобус.

Я поёжилась и прошептала Мише на ухо:

- Что же ты молчишь, что столько всего нужно: накомарники какие-то, перчатки. Зимние, что ли? Одежду я тоже летнюю набрала…

- Не переживай, - прошептал Миша, - у меня есть все, что нужно. Снарядим тебя за вечер. Зато тебя вдруг озарило, что всё серьёзно. А так и не почесалась бы.

Я хрюкнула, услышав это “не почесалась”, потому что исчесалась уже вся от одного инструктажа.

А Глобус тем временем перешел к следующему пункту, однако, вдруг закашлялся и взял стакан с водой, прохрипев:

- Ребята, прочитайте вот отсюда кто-нибудь.

Миша сорвался с места и схватил тонкую пачку серой бумаги с отпечатанным на машинке текстом. Местами листочки были пробиты до дырочек.

Глобус крутил головой и постукивал пальцем. Военный продолжал делать отметки в журнале. А я старалась слушать очень внимательно.

Миша читал о том, как разводить огонь, искать воду, прятаться от дикого зверя... Тут я принялась лихорадочно записывать в тетрадь каждое слово.

В конце инструктажа я была ни жива, ни мертва. Мне всё было ясно: если я вдруг останусь одна, мне крышка. После того, как инструктаж был окончен, поднялся военный и строго спросил, не желает ли кто-то отказаться от поездки, потому что сегодня документы передаются для окончательного утверждения.

Я судорожно проглотила комок, состоящий из соблазна и слабости, и уставилась в стол. Мишка постоял еще на трибуне рядом с военным для важности и прошествовал за наш стол.

- Не дрейфь, Томка! Выживешь! - прошептал он, сжимая мою влажную ладошку.

Следующие два дня у меня голова шла кругом от сборов. А на третий мы все, навьюченные, как лошади, вылетели в Красноярск.

***

На плите засвистел чайник. Сначала тихонько, деликатно, а потом громко и требовательно. Я встала, не торопясь. С того момента, как я получила травму, научилась двигаться плавно, без резких движений.

Если же случалось, к примеру, споткнуться или повернуться неловко, спину несколько раз пронзала острая боль, как будто меня насаживали на горячий шомпол.

Поэтому не торопимся, чайник никуда не денется.

- Иду, иду, - проворчала я, обращаясь к нему, как к живому. Заварив на кухне чай, вернулась в кабинет. После смерти мужа я часто оставалась спать здесь, на его диване. Можно было разглядывать золоченые корешки подарочных изданий или истёртые до прорех справочники и атласы “Минералогия”, “Камни и кристаллы”, “Геология месторождений”.

Целый стеллаж занимали образцы пород и полудрагоценных камней. В советскую пору к нам в дом даже ребятню из соседней школы, где я недолго проработала учителем географии, на экскурсии водили. Славно было. Особенно, когда Миша находился не в экспедиции, а дома.

Сегодня я решила разобрать фотографии из альбома с надписью “Кедровая падь. Исследования диабаза”. Многие снимки хранились между страницами, нужно было вклеить их на пустые страницы, аккуратно надписав даты. Это не было необходимым делом, может, даже и вовсе пустой труд теперь. Но я упорно приводила архив мужа в идеальный порядок. Кому-нибудь да пригодится.

Через час-два работы устали глаза, и я сняла очки. Поморгала, посмотрела вокруг, чтобы снять напряжение. Привычно встретилась со взглядом мужа, который смотрел на меня с большой фотографии. Серьезно смотрел, взволнованно. Очень похожий на режиссера Тарковского.

Сейчас бы разбирать его спресованные в комок вещи после очередного похода. Или хотя бы ждать возвращения. Хорошо, когда есть кого ждать.

Словно в ответ на мои мысли, раздался звонок в дверь.

- Тётя Тома, это я! - раздался голос Светланы, моей соседки по лестничной площадке. Она всегда заходила ко мне спросить: не нужно ли чего захватить в магазине.