Ей казалось, что если отец погибнет, то вместе с ним закончится и она. Даже если ее сердце будет биться, внутри она уже будет мертва.

Катаржина стояла на платформе, пока за ее спиной из вагона выгружались остальные члены делегации. Она все больше жалела, что решила выставить эту поездку, как аудит и взять с собой столько народу. Хватило бы ее самой, Домака и пары оборотней из охраны. С другой стороны, ее секретари и помощники, под прикрытием аудита, рылись в архивах, пытаясь выудить нужную ей информацию. О настоящей цели поездки знал лишь Домак и несколько самых доверенных офицеров охраны, остальные же могли лишь недоумевать, почему их начальнице вдруг стала так интересна эпидемия земляной лихорадки.

Ветер поднялся еще сильнее, пошел снег, образуя метель. Небо было чернильно черным. Стояла полярная ночь, и, какое сейчас время дня понять было сложно, но, кажется, уже был вечер.

Скрипя сапогами по снегу, и придерживая пухлой ладонью бобровую шапку на голове, к Катаржине и, окружившей ее охране, подошел приземистый, круглый, как шар, человек. За его спиной, перетаптываясь с ноги на ногу, стоял еще с десяток людей, скрывавших страх за лебезящими улыбками.

Это была делегация, приехавшая их встречать.

Круглый человек оказался пандером Корнэлем, мэром Хортска, города в который они прибыли. Его сопровождали секретарь, несколько помощников и чиновники из городского управления.

Катаржина вместе с Домаком и пандером Корнэлем, села в машину, и вжимаясь спиной в кожаный салон, и глядя на проносящиеся за окном черные силуэты зданий, подсвеченные беспрерывно горевшими фонарями, слушала монолог мэра.

– Панде Катаржина, как же мы рады, что вы приехали! – шмыгая носом говорил он, хотя кислый запах пота, усилившийся, когда он подошел к ней, говорил не о радости, а о страхе.

Так кабан, оставшийся один в ночной тьме леса, дрожит, слыша тихую поступь волчьей стаи.

– Шахты, находятся в пятидесяти километрах от города. Туда проложена отдельная железная линия и ходит специальный поезд, доставляющий работников оттуда сюда и обратно. Площадь Хортска – четыре с половиной тыщи километров. Живет у нас здесь три тыщи сто сорок пять вампиров и девять тыщ двести пять человек…

– То есть по одному вампиру на трех человек? – перебив его, спросила Катаржина. – И как, не страшно вам? Вдруг они взбунтуются?

Пандер Корнель визгливо, как поросенок, хохотнул, словно не поняв, говорит ли она серьезно или шутит.

– Ну, что вы панде Катаржина. У нас здесь полный порядок и учет. Все вампиры пересчитаны и пронумерованы, у каждого есть свой идентификационный номер, выбитый на шее. Они обитают в благоустроенных бараках в восточной и северной части города. У каждого есть своя индивидуальная комната, метражом не меньше, чем три на два. Вполне себе комфортабельные условия! Я бы сам так жил, между прочим.

– А вы, где живете? – спросила Катаржина, равнодушно глядя вдаль.

– У меня… Мы с супругой живем на южной части города. Знаете, панде Катаржина, приходите-ка к нам в гости! У нас есть самовар, на углях его топим. Это, скажу я вам, настоящий чай, а не то, что в этих новомодных электрических чайниках. А жена моя пирог испечет с яблоками…

– Обязательно придем. В эту пятницу в семь, вас устроит? Полковник Домак запишите.

– Записал, панде Катаржина, – отчитался Домак, убирая в карман кителя записную книжку и огрызок карандаша.

Пандер Корнэль покраснел, как накалившийся самовар. Разумеется, он не ожидал, что она согласится и звал лишь из приличий, но никто не тянул его за язык.

Колеса заскрипели на снегу и автомобиль остановился возле слабо сиявших во мраке неоновых ламп, окружавших вывеску отеля.