- Он детей убил? – мне показалось, я ослышалась. Ладно, война, предательство, но… дети?..

- Да, - кивнул Бертран, с пугающей усмешкой – явно не в первый раз, - загоняя ненависть в сердцевину. – Убил.

- Сволочь…

Господи, какая дикость, - на секунду зажмурилась я.

Дикий мир. Дикие нравы. Жестокость, в которую просто невозможно поверить. Я не то чтобы люблю детей и да, полностью согласна, Разрушитель - неприятный парень, но казнить подростков? младенцев?.. за то, что кто-то из твоей семьи поставил свечку не тому богу…

- Вам не стоит сквернословить, - искоса взглянул Бертран.

- Мой психо… священник говорит то же самое, - покаянно согласилась я. – Простите, я в глуши росла…

Заставляя себя успокоиться, граф потер обветренное лицо, провел по волосам, безуспешно пытаясь пригладить жесткую как проволока шевелюру.

- Вы очень похожи на свою бабушку, леди Джоанну. Наверняка, священник упоминал и это.

- М-м-м… - промямлила я, толкая Джо. Серьезно похожа?

- Она умерла до моего рождения, - пробурчала та, старательно не обращая внимания на разносолы королевского стола. – Я никогда ее не видела.

- Вы знали мою бабушку? – нашлась я.

- До последней войны наши семьи были близки. Леди Джоанна и ваша мать, Изабелла, полгода жили в Саргоса, пока дон Мигель ездил с посольством в Портуру, - ответил Бертран, накрывая ладонью кубок, - отказался от вина.

– Вода? – подозвал он слугу с запотевшим от холода кувшином. – Эль?

- Вода, - выбрала я, представив, что случится, если меня развезет. Но и воды особо не хотелось, учитывая, КТО сидит напротив. Вообще, я предпочла бы спокойно поесть в своей комнате, но…

Слуги в серых и синих костюмах шустро сновали по залу. Мимо проплывали подносы с жареной птицей и рыбой, розовой солониной, протащили даже целого кабана с воротником из петрушки. На круглых и овальных досках несли козий сыр, яблоки, груши, лепешки, исходящие паром сладкие и мясные пироги и, что забавно, высокие пирамиды пареной репы. Я смотрю, они тут прямо пухнут с голоду.

Еду предлагали по старшинству: сперва король и особо приближенные, включая нас, после все остальные. К нижним столам доходили едва не объедки, каждый раз встречаемые довольным гулом и стуком – у молодежи там была своя атмосфера. И миски! Пусть в них наливали какую-то бурду, крепко пахнущую луком, но миски!.. За королевским столом ели с серебряных блюд, зато ни мне, ни Бертрану, ни кому бы то ни было поблизости посуды не перепало. А… как?..

- Руками, - пожала плечами Джоанна.

То есть глиняные чашки – недостойно, облизывать жирные пальцы – в самый раз. Потрясающе. Как-то по-другому я представляла подобные мероприятия.

И слуг.

И лордов.

И…

- Джоанна, - наклонился Бертран, протягивая аккуратно свернутую пшеничную лепешку, из которой выглядывал огромный кусок курицы.

Сеньор, вы лучший шаурмье из всех, что я когда-либо видела!

Я благодарно улыбнулась и жадно – впервые за день! - откусила почти половину. Бертран покачал головой, положил передо мной еще и яблоко. Себе отрезал оленины и тихо заговорил, перечисляя по именам гостей и придворных.

* * *

Я ела, поглядывая по сторонам и прислушиваясь к ерзанью крайне неуютно чувствующей себя Джоанны. Дело было не только и не столько в воде, которой я выпила аж три глотка, когда курица застряла в горле, сколько в ее неприятии шумных мужских компаний: неуверенность, опасения, легкая паника, стоило кому-то задержать на ней взгляд…

А смотрели часто.

Перешептываясь, указывая кивками, что-то тихо обсуждая… Когда все стояли группами, это было не особенно заметно, но теперь – очевидно: мы с Бертраном два гвоздя программы, которую король, почему-то, решил не отыгрывать. Поднял чашу с вином в середине ужина, приветственно кивнул и все. И снова отвернулся к пузатому дядьке, которого привел Хименос, и своему брату, опрокидывающему в себя кубок за кубком. Я насчитала шесть только за то время, что Бертран отвлекся на подсевшую к нам милость – в порт прибыл корабль с важным грузом.