– А в Текирдаге принято визжать при виде хозяев дома? Дила-ханым, хотите обвинить кого-то, начните с себя, – старшенький вышел на террасу и двинулся к перегородке, разделяющей их.

Дила отступила на шаг, разглядывая грозного Ферхата, но не промолчала:

– А знаете, вы правы. Обвиню себя, пожалуй. Мне не нужно было помогать Бураку, мне не стоило приходить в ваш дом, надо было просто выкинуть эти бумаги и жить с пятном на совести. Вы, уверена, так и поступили бы, – Дила слишком сердилась, и это пугало ее саму; она никогда не позволяла себя выговаривать старшим, тем более – мужчинам.

– Намекаете, что я бессовестный? – Ферхат не разозлился вопреки ожиданиям Дилы. Он сложил руки на груди и ждал ее ответа.

– Я просто возвращаю вам ваши же слова. Вы обзывали меня глупой и именно потому, что я взялась помогать незнакомцу, – Дила старалась сохранить хорошую мину при плохой игре: она боялась, но упрямствовала. – Я не сказала, что вы бессовестный, я назвала вас умным.

– Почему вы не пошли в полицейский участок? – Он не злился, и это удивляло Дилу.

– Я уже рассказывала почему, – она насупилась и закусила губу.

– Отговорки. Вам не нравятся полицейские? У вас не было приводов, так отчего нелюбовь? – он шагнул еще ближе и пугал темным взглядом.

Дил замерла, как кролик перед удавом, не в силах отвести взгляда от его глаз – блестящих и бездонно-черных.

– Слова закончились? – Ферхат смотрел странно. – Тогда я расскажу за вас. Вы провели в полицейском участке сутки после автокатастрофы. Ждали родителей. За вами никто не пришел. Даже ваша тётка. Служащие социальной опеки забрали вас и отвезли в больницу, где вы успели попрощаться с матерью.

Дила оторопела, сжалась. Просто стояла и пыталась не расплакаться, слушая, как просто и буднично Ферхат рассказывает о ее самом страшном дне. Сам же «мучитель» нахмурился и разглядывал «жертву» пристально, но – вот чудо – с мрачным выражением лица, без радости и удовольствия.

– Если бы не детские… – он запнулся, – воспоминания, вы бы не пошли к чужим людям. Вы бы пошли в участок, потом домой, где вас уже поджидали. Вам повезло и не повезло одновременно. Вы выжили, но теперь пленница. Ага не меняет своих решений. Вам придется выйти замуж по его выбору. Дила-ханым, вы поступили глупо, когда взялись помогать Бураку. Глупо, очень глупо.

Дила редко выходила из себя, научившись терпению в интернате. Ее частная школа – вполне респектабельная – была, все же, детским домом. Там никого не обижали, не наказывали, но обучали строго. Основатель создал систему наградных баллов для прилежных и послушных девочек, тем самым породив конкуренцию среди воспитанниц и научив их сражаться за свое место под солнцем. Победил – получи награду, проиграл – терпи насмешки и сноси обиды. Но сейчас, когда Ферхат нанес удар по самому больному, Дила не сдержалась:

– Совесть не позволила мне оставить раненого без помощи, – она выпрямилась и высоко подняла голову. – Ваша совесть позволяет вам презирать меня так же, как и свою мать. Сложно избавиться от детских воспоминаний, Ферхат-бей? – Дила нервно сглотнула.

Сказав все это, Дила зажмурилась и принялась ждать своей участи. Она ни секунды не сомневалась в том, что Ферхат накажет ее. Она уже сожалела о своих словах, но не потому, что была не права, а потому, что была жестока.

Ее ожидания оправдались полностью! Дила приоткрыла глаза и увидела, как Ферхат хватается за перегородку и в один прыжок оказывается возле нее.

– Что ты сказала? – голос его и взгляд пугали. – Повтори.

Дила могла бы закричать, позвать на помощь, но не стала, обвиняя себя в том, что причинила боль, пусть даже ему, страшному Ферхату Бояджи. Вместо того, чтобы как-то защититься от разъяренного мужчины, Дила сделала шаг к Ферхату, вновь почувствовав его головокружительный аромат, просительно сложила руки и заглянула ему в глаза: