– А хочешь, я его убью, Ника? – произносит он хрипло.

Сердце больно толкается в груди. Он не шутит. Он и впрямь готов его убить, дай я только знак.

– Не нужно, – говорю твёрдо. – Лучше увези меня отсюда. Туда, где мы с тобой встретились. Я хочу исчезнуть. Помоги мне, Роберт.

– А с братом встретиться не хочешь?

У Индиго насмешливая улыбка не сходит с лица. Сейчас он привычно прежний. У меня даже немного от сердца отлегло. Я поняла, что больше никогда не хочу видеть Роберта серьёзным и вести с ним откровенные беседы. Инденберг хорош в гомеопатических дозах, когда не выпить нельзя, но и не скривиться – тоже.

– Хочу, – пытаюсь удержаться в деланном спокойствии. – Но он – пункт номер два в моём личном списке. А первый – я тебе озвучила.

Правда такова, что я хочу есть и спать. Обо всём, что он рассказал, подумаю завтра. Точнее, уже сегодня. Скарлетт О’Хара из меня так себе, но я даже этому рада. Испытаний на мою голову больше чем достаточно. Не нужно притягивать лишние.

– Тебе нельзя оставаться в стране.

– Значит я уеду из страны. После того как.

– Ладно, – подозрительно легко сдаётся Индиго, и я лезу в холодильник, достаю мясо и зелень, а он невозмутимо режет хлеб, словно только и ждал сигнала.

В четыре руки мы делаем бутерброды и молчим. Молчание между нами рождает хрупкое равновесие. Тонкое, как лёд после первых заморозков.

– Я вернусь, как только смогу, – говорит Индиго, впиваясь зубами в еду. – До этого вам отсюда не выйти. Можете хоть головой о стены биться, хоть нагишом бегать – на ваше усмотрение, как проводить досуг. Здесь есть всё, кроме интернета. И то только потому, чтобы не наделали глупостей. Собаку будешь выгуливать на крыше. Я покажу. Там та же улица, так что даже воздухом свежим есть возможность дышать не только через форточку. Полное ощущение прогулок по городу. Тебе понравится, обещаю.

– А если не вернёшься? – спрашиваю и задыхаюсь от предположения.

Индиго кидает на меня насмешливый взгляд.

– Я вернусь. Ну а вдруг случится то, о чём ты сейчас подумала, за вами придёт надёжный во всех смыслах человек и закончит начатое.

– У меня есть условие, – смотрю на Индиго пристально, ожидая, что он снова будет расточать насмешки, но ничего такого не случается.

Он ест с аппетитом. Молодой, здоровый, сильный. Лёгкий, как вода ручья, что журчит меж камнями. В нём какая-то особенная беззаботная грация. Он разительно отличается от Неймана, который даже молчать умеет тяжело. Но мне сейчас до остановки дыхания не хватает той самой тяжести, жёсткой властности, что была его вечным спутником.

Не хочу думать, но невольно и думаю, и сравниваю. И пока явные преимущества проигрывают тому, что я считала недостатками. Оказывается, всё зависит от взгляда и, наверное, от чувств.

– Я не хочу, чтобы Дана увязалась за мной. Дальше наши пути должны разойтись. В идеале ей бы к Стефану вернуться. У неё бабушка… Боюсь, побег – было не лучшее её решение.

Индиго кивает.

– Вряд ли она способна на правильные решения вообще, – дожёвывает он очередной бутерброд и, подумав, режет мясо и хлеб ещё. Добавляет сыр, открывает баночку с крохотными огурчиками.

– Она хорошая, – возражаю я ему. – Просто у неё темперамент взрывной и деятельный. Нет нужной задачи, куда бы она приложила силу и – уверена – мозги. Данка умная.

– Я не сказал, что она глупая и плохая, – всё же уклончиво обходит острые углы Индиго, – но то, что у неё башню периодически рвёт, видно издалека. Причём всем.

– Дай слово, что не бросишь её на произвол судьбы.

Он перестаёт жевать. Смотрит на меня непроницаемым взглядом. Не жёстким, не подавляющим, но всё же настолько серьёзным, что я изо всех сил стараюсь не дёргаться и не суетиться.