Я молчала. Ждала его первого шага. Индиго не спешил, но, кажется, видел меня насквозь. На губах его блуждала многозначительная улыбка.

Красивый. Брутальный. Знает себе цену. Ни грамма зажатости или сомнений. Он точно знал, чего хочет от жизни. Это я потерялась и заблудилась в двух соснах. А он… излучал уверенность.

– Во-первых, не надо меня бояться. Я не монстр, девушек не ем, к сексу не принуждаю, в заложники не беру. А, ну и не убиваю тоже, кстати.

– Ты появился рядом не случайно, – открываю я всё же рот, желая, чтобы он перестал ерунду молоть, а переходил к делу.

– Нет, конечно, – улыбка его становится шире. – Я отслеживал тебя ненормально долго. Семь лет. А достаточно плотно – три года. Ну, может, на сантиметр меньше.

Я думала, у меня спина к дерматину примёрзнет: ощущение, будто за шиворот льда напихали.

– Семь?.. – повторила, как попугай.

– Около того, – кивает он.

– Зачем?

– Ты моя работа, – приподнял он брови. – Деньги. Но ты и в пятнадцать была чудо как хороша, – подмигивает он мне.

Деньги. Работа. У меня кружится голова. Хорошо, что я сижу.

– Скажу честно: ты была интересной, но слишком непоседливой работой, однако благодаря тебе я стал тем, кем есть.

Скажи он мне это в баре «Чёрный кот», где мы столкнулись с ним впервые, я бы заистерила. И бегала бы ещё резвее. И вряд ли пришла к Нейману. Уж точно не тогда.

Я сглотнула вязкий ком. Прислушалась к себе. Сердце билось гулко и быстро, но паники я не испытывала.

– Была? – зацепилась за нужное слово. – А теперь перестала?

Индиго насмешливо приподнял бровь, покачал головой и поцокал языком.

– Ключевая фраза не эта, Ника. Ключевое было впереди, но ты сейчас о нём забыла.

– О чём? – всё же посмотрела ему в глаза. Я вдруг поняла, что хочу жить, пусть у меня и всё разбилось на осколки.

– Не надо меня бояться. И всё остальное – тоже. Ни тебе, ни твоей ненормальной подружке.

– Тогда кто же ты, Роберт Инденберг? Или Индиго? Или ты вообще не то и не это, а что-то другое?

– Гений? – наклонил он голову и улыбнулся. Улыбка получилась хорошей, даже с учётом дерьмовой ситуации. – Не всё ли равно, Ника? Имя, фамилия, штамп в паспорте… Свидетельство о рождении. Всего лишь звуки и бумажки. Для толпы я Инденберг. Для тебя – Индиго и Роберт. И для тебя я более, чем настоящий, чем для кого бы там ни было.

– Настоящее некуда. Ты без конца играл со мной. С первой нашей встречи. Судя по всему, ты знал всё.

– Не всё, – мотнул он головой. – О человеке невозможно знать всё. Хотя бы потому, что человек думает, и его мысли – недоступный колодец. Можно продумать всё до миллиметра, но ошибиться, рассчитывая только на привычки, образ жизни, определённый уклад. Просто потому, что в какой-то момент человеку приснилось что-то не то. Или он взял и свернул не на ту аллею – захотелось ему так. Сердце подсказало. Или не сел на самолёт, – кивнул он в сторону, где спала Дана.

Мороз навеки поселился у меня под кожей после его слов. Я, кажется, уже спины не чувствовала, хоть кресло-мешок – сумасшедше удобная вещь. Только расслабиться уже не получается.

– Не тяни, – почти взмолилась я. – Добей уже, что ли. Хватит играть в тайны.

– Ну, собственно, это я и пытаюсь сделать с тех пор, как столкнулся с тобой в столице. Но ты ж отчаянно сопротивляешься своему счастью, – он снова улыбается, но сейчас я чувствую в нём силу зверя, что охвачен азартом.

От Индиго веет опасностью. Дыханием чего-то такого, отчего у меня волоски на руках встают дыбом.

– Семь лет назад у меня ничего не было, кроме мозгов. Я был нищ, благороден, юн, – снова смеётся он, видимо, погружаясь в воспоминания. – Обычный прыщавый доходяга, что мечтал однажды прогнуть под себя мир.