Секунды до грозы. Книга 1 Эль Гаврик

Она попробовала подняться – и тут же пожалела. Мир тотчас же закружился, будто её бросало по палубе корабля, раскачиваемого яростным штормом. Ей не оставалось ничего, кроме как снова лечь на стол, вцепившись в его шероховатую поверхность, надеясь, что он сможет удержать её в реальности.

Пересиливая головокружение, она с усилием открыла глаза и повернула голову. Рядом лежала девушка, неподвижная и тихая. Спит? Увы, нет. Отсутствие дыхания сразу дало понять – мертва. Мертва. Каштановые волосы, раскидавшиеся по грубому столу, переплелись с её собственными рыжими прядями, создавая между девушками пугающую связь.

Её сердце замерло, взгляд застрял на мёртвой девушке. С каждым мгновением ужас от увиденного всё сильнее сжимал горло. Дыхание сбилось, воздух просачивался в грудь с болезненным усилием. Голову наполнили беспорядочные мысли отчаяния и непонимания происходящего: что это за место?

Она снова попыталась встать. На этот раз её руки, хотя и дрожали, выдержали вес тела, и ей удалось сесть. Комната попыталась сбежать от неё, меняя очертания с каждым морганием. Холодный пот скользнул по спине, и она судорожно сглотнула, стараясь не поддаться панике.

Её мутный взгляд медленно скользнул по девушке, детальнее рассматривая её. Мантия мага, некогда чёрно-золотая, была изорвана, измята, покрыта пятнами засохшей крови и грязи, будто её владелицу жестоко швыряли о землю, а затем с холодной бережливостью уложили здесь якобы для мирного сна. Это зрелище вновь вызвало приступ тошноты, который она подавила нахлынувшей следом тревогой.

Торопливо свесив ноги, она оказалась спиной к мёртвой девушке и с тревогой оглядела помещение. Столы, тянущиеся вдоль стен, были заставлены кувшинами и склянками так, словно кто-то пытался навести порядок в хаосе, но сделал только хуже. Пламя свечей дрожало и отражалось в стеклянных сосудах, заставляя их мерцать неуверенным светом. Этот тусклый отблеск бессильно расползался по комнате, но не мог дотянуться до тёмных углов, где пряталось нечто, что она не решилась рассматривать. В воздухе повис удушливый запах трав, густой и резкий, смешанный с горечью, встречающейся в госпиталях.

Она глубоко вздохнула, наскребла по закоулкам тела жалкие крохи сил и соскользнула на пол. Ноги слушались так себе, но пол, к счастью, не бросился навстречу.

Помимо редких потрескиваний свечных фитилей, в комнате тянулся звук, будто кто-то нехотя помешивал густую кашу. Она уже была готова разобраться, откуда он исходит, как из-за дверей раздались голоса, перехватившие внимание. Глубокий, прерывистый мужской голос, будто сомневающийся в собственных словах, и резкий, чуть дрожащий от напряжения женский – спорили, перебивая друг друга.

– Да, и в этот раз мертва, – обречённо буркнул мужчина, явно недовольный. – Не берусь верить, что сегодня всё увенчается успехом.

– Да замолчи ты, Шарль! – резко ответила женщина, раздражение бурлило в её голосе, как кипящее молоко. – Кровь свежая, зелье получилось как надо, живое. Не каркай мне тут, нам это сделать надо, иначе гранд-мастер нас обоих на верёвке вздёрнет!

– Святой Корбо, храни нас… Лишь бы не повторилось то, что в прошлый раз, – проворчал Шарль, понижая голос. – Помнишь, как та девка на столе дёргаться начала? Как лягушка, которую в кипяток бросили…

– На сей раз вливать будем медленно, – зашипела женщина, словно ей язык прищемили. – Да с отварами укрепляющими. Не будь трусом! Попробуем сегодня с настоем болотной ряски и пеплом мандрагоры.

– Ряска – мудрое решение. Но позволь спросить, не лучше ли убавить мандрагоры? Зачем ещё сильнее разжигать зелье? Разорвёт ведь девку…

Скрип и последующий хлопок двери, где-то за пределами этой удушающей комнаты, не успели заглушить последние слова, которые липкой паутиной зацепились за уши.

У неё перехватило дыхание. Они обсуждали её, словно она – подопытная скотина. С отчаянием осмелилась обернуться на мёртвую девушку. Только теперь она заметила, что грубые кожаные трубки уходят в тело покойной, соединяя его с массивным механизмом у тёмной стены напротив.

Устройство напоминало орудие пыток из кошмаров палача – тяжёлый, ржавый агрегат из меди и железа, испещрённый старыми, выцветшими рунами. Скрипучие шестерёнки лениво вращались, из центральной ёмкости вырывался пар, а из глубин механизма доносилось зловещее бульканье, словно внутри неторопливо закипал яд. В самом сердце этой чудовищной конструкции покоился стеклянный сосуд, до краёв наполненный серебристой жидкостью, что мерцала в полумраке, робко разгоняя тени.

Ей не составило труда догадаться, что содержимое зловещей склянки предназначалось именно именно для неё. Они собирались насильно влить это в её горло и наблюдать, что будет.

Последний несчастный подопытный корчился в мучительных судорогах, прежде чем его жизнь ускользнула, а дух – испарился. Не о её ли соседке по столу шла речь? Эта мысль пронзила её сознание, и она сжала губы, сдерживая приступ паники. Нужно действовать. Немедленно. Бежать! И бежать как можно быстрее.

Она заставила себя глубоко вдохнуть, потом так же медленно выдохнуть, стремясь обрести хоть немного спокойствия. Ещё раз. И снова. Нет смысла гадать, как она оказалась в этом месте и что этим людям нужно – сейчас подобное знание её не спасёт. Единственное, что имеет значение, – найти путь к свободе. Но просто сбежать – этого мало. Кто поверит в слова старнной девчонки, которая лишь травки собирает и не понимает, как устроен мир? Ей нужно что-то серьёзное, доказательства, которые никто не посмеет оспорить. Нечто такое, что заставит поверить каждому её слову о тёмных делах, творящихся здесь.

Её взгляд, ещё недавно затуманенный, начал проясняться, и, как будто в ответ на её молчаливый вопрос, остановился на склянке с той зловещей жидкостью. Вот оно – доказательство. Зелье, то самое варево, что они собирались использовать, должно стать на защиту правды, когда она наконец вырвется наружу.

Собрав всю решимость, она подошла к конструкции и заставила свои дрожащие пальцы дотянуться до сосуда. Едва слышно выдохнув, вытащила его из металлического гнезда. Холод стекла обжёг ладони, но она прижала сосуд к груди, как последнее спасение. Её сердце колотилось так яростно, что она боялась, как бы этот шум не разнесся по всему подвалу. С трудом сдержав панический порыв броситься сломя голову, она замерла, вслушиваясь.

Тихо. Время таяло, как вода в песке. Задержав дыхание, она осторожно приоткрыла дверь. Петли взвыли, словно старые кости, и на мгновение её охватил ужас, заставив замереть. Но в коридоре всё осталось спокойным. Тишина.

Она осторожно выглянула в щель. Коридор тянулся вправо. За одной из массивных дверей изредка доносились голоса тех самых мужчины и женщины. Она выскользнула наружу, как тень, стараясь не нарушать тишины, но каждый её шаг звучал, как удар грома в безмолвии. Другого пути у неё не было. Только мимо этой двери, только вперёд.

Ноги вели её вперёд, не спрашивая разрешения, унося из этого мрачного места. С каждым шагом страх становился всё ощутимей – а вдруг тупик? Но вот, за поворотом, она увидела лестницу, старую деревянную, что вела к двери прямо в потолке. Её сердце забилось быстрее.

Она обернулась, взглядом скользнув по скромному зданию городского госпиталя, мимо которого ежедневно проходят десятки, если не сотни людей, не подозревая, что творится в его темных подвалах. Не тратя ни мгновения, она рванула вглубь лабиринта узких переулков, стремясь исчезнуть там, где тени домов были длинными и густыми.Она рванулась вверх, не теряя времени на осторожность, перепрыгивая через две ступени, не думая о шуме. Скрип старых досок эхом отозвался в пустом коридоре, но ей было не до этого. Наконец, плечо и рука с усилием толкнули дверь, та распахнулась, и на неё ворвался холодный, свежий ночной воздух. Крик облегчения остался в груди, но в душе поселилось небывалое облегчение. Ей удалось.

Сжимая склянку, как самое ценное сокровище, она шептала короткие молитвы, сбивчиво и торопливо, обращаясь к богам Жизни и Смерти. Она просила только об одном – сил, чтобы добраться до тех, кто не только выслушает её, но и поверит.

«Почему моя обыденная жизнь всегда связана с его грязными ботинками, загулами и запахом солёного моря?» – думала я, осматривая таверну, которая вот уже несколько лет служит ему «вторым домом».

В помещении царила душная теснота. Слабый свет едва касался обшарпанных деревянных стен, не смягчая их угрюмого вида. В воздухе витал запах пота, сырости и дешёвого пива, которые неизбежно напоминали о беспросветности заведения. Не место для юной мадемуазель, согласна, но, увы, я здесь завсегда́тая. Стоит отцу вернуться из морского похода, ноги неизменно ведут его в таверну, дабы утопать в пиве, как в тёмном море. А следом за ним, с пятнадцати лет, хожу я – забирать этого бедного утопающего домой, пока он не просадил весь пай.

Завидев меня, трактирщик молча кивнул в сторону тёмного угла под лестницей. Там, окружённый желтовато-серым облаком курительной трубки, сидел человек – воплощение моего стыда. Я едва могла разглядеть его лицо, искажённое мраком собственного выбора.