– Эй, длинный! – крикнул он, стараясь звучать бодро. – Вали лес ломать, а то я тебе руки укорочу! У меня топор острый, как бабкин язык!

Стук прекратился. На секунду показалось, что угроза сработала, но потом стекло задрожало – не от удара, а от какого-то низкого, вибрирующего звука, похожего на рычание, только глубже и медленнее. Оно проникало в кости, заставляя волосы на затылке вставать дыбом. Марта отшатнулась от окна, споткнувшись о ковёр, а Тоня рявкнула:

– Серёга, делай что-нибудь, а не стой, как чучело с чипсами!

Серёга кивнул, сунул руку в карман – видимо, за чипсами, но передумал – и рванул к камину. Он схватил кочергу, лежавшую рядом, и ткнул ею в огонь, вытаскивая пылающее полено.

– Если оно хочет поиграть, – буркнул он, – то получит горячий привет. – Он шагнул к окну, держа полено в одной руке, топор в другой, и крикнул: – Давай, вылезай, тощий! Посмотрим, кто кого зажарит!

Тоня, не теряя времени, схватила вторую кочергу и встала рядом, готовая махать чайником. Марта подползла к камину, вытащила ещё одно полено и протянула его Маше, шепнув:

– Держи, если что, кинь в него!

Маша, дрожа, взяла полено, но тут же уронила его себе на ногу и пискнула от боли. В этот момент окно треснуло – не разбилось, но по стеклу поползла тонкая паутина трещин, как будто что-то снаружи нажало слишком сильно. Серёга рванул вперёд, распахнул ставни и выбросил горящее полено наружу, крикнув:

– Жри огонь, урод!

Полено упало на крыльцо, осветив его ярким всполохом. На мгновение свет выхватил фигуру – длинную, тощую, с руками, свисающими почти до земли, и головой, наклонённой под странным углом. Она стояла в двух шагах от дома, неподвижная, как статуя, но глаза – если это были глаза – не отражали свет, а поглощали его, как чёрные дыры. А потом фигура шагнула назад, в темноту, и пропала, будто растворилась в лесу.

Серёга захлопнул ставни, задвинул засов на окне и выдохнул:

– Ушло… вроде. Или решило, что мы невкусные.

Тоня опустила кочергу, но чайник не выпустила, глядя на него с подозрением:

– Это что, твой «длинный»? Ты знал, что оно тут шастает?!

Серёга покачал головой, вытирая пот со лба:

– Знал бы – давно бы свалил. Это не шутка, цыпочки. Это… – Он замолчал, а потом хрустнул чипсами, словно пытаясь вернуть себе уверенность. – Ладно, до утра сидим тут. Если вернётся, будем жечь всё, что горит. И орать. Громко.

Снаружи снова воцарилась тишина, но теперь она казалась живой, выжидающей. А трещины на стекле медленно расползались дальше. Тишина длилась недолго. Едва Серёга закончил говорить, как дом содрогнулся от нового удара – мощного, глухого, прямо в стену у камина. Пол задрожал, с потолка посыпалась пыль, а каминные поленья подпрыгнули, выбросив искры на ковёр. Маша завопила, отпрыгнув от дивана, и уронила полено, которое тут же закатилось под стол. Тоня рванула к камину, схватила кочергу и крикнула:

– Оно в атаку пошло! Серёга, топор готовь, а вы, девки, берите огонь!

Серёга кивнул, занеся топор, и бросился к окну, но не успел – стекло разлетелось вдребезги, и в гостиную ворвался холодный ветер вперемешку со звоном осколков. Сквозь дыру просунулась рука – длинная, костлявая, с пальцами, больше похожими на когти, чем на человеческие. Она вцепилась в раму, выдирая куски дерева с такой силой, что ставни затрещали и отлетели в сторону.

– А ну назад, тварь! – заорал Серёга, рубанув топором по руке. Лезвие врезалось в плоть – или что там у неё было вместо плоти – с влажным хрустом, но рука даже не дрогнула, лишь дёрнулась, как от раздражения. Из раны не потекла кровь, только высыпалась какая-то чёрная пыль, похожая на угольный порошок.